— Заходи. Ты же сам справишься? — спрашиваю я с надеждой.

— Справится, конечно! — отвечает за брата Машка. — Ему через год в школу — он уже самостоятельный.

Машка кидается к зеркалу в прихожей и примеряет все мои украшения разом.

Я заглядываю на кухню. Там на столе растекается лужа из сиропа, который я иногда добавляю в кофе. Паша в нем, что ли, измазался? Ох, Сонька, подкинула ты мне проблем! Ко мне через час приедет Кузнецов, мне срочно надо куда-то деть детей.

Немного подумав, я набираю на мобильном номер Сониного мужа. Тот, к счастью, снимает трубку.

— Да, алле.

— Федь, это Таня Кольцова. Что у вас случилось? — спрашиваю я строгим голосом.

— Где случилось? — не понимает Федя. — Когда?

— Твоя Соня только что привела мне детей и куда-то убежала, — поясняю я.

— Серьезно? — Федя, кажется, удивлен не меньше меня. — А куда убежала?

— Так я тебе и звоню, чтобы это выяснить! — закипаю я. — Вы что, поссорились?

— Нет, не ссорились. Я вообще у мамы. У нее сердце прихватило, вот сидим врача ждем.

— Сердце? — Я вспоминаю, как Сонька жаловалась на свекровь, рассказывала, что та — симулянтка. У Сонькиной свекрови постоянно что-то со здоровьем случается, стоит только отказаться к ней в гости приехать. Но, кто знает, может, в этот раз там все по-настоящему.

 — А детей ты никак забрать не можешь сейчас? — уточняю я на всякий случай.

— Ой, Тань, сейчас прямо никак, — в голосе Феди сквозит искреннее отчаяние. — Мать совсем плохая. Боюсь отвернуться лишний раз.

Мне становится мучительно стыдно за свои попытки всучить ему детей.

— Ладно, Федь, ты не переживай, — бормочу я. — Не так уж они мне и мешают. Присмотрю.

В этот момент в ванной раздается страшный грохот и звук бьющегося стекла. Я сбрасываю вызов и с вытаращенными глазами несусь туда.

Распахнув дверь в ванную, обнаруживаю Пашу стоящим на унитазе с удивленным лицом. Пол усыпан осколками. Судя по тому, что на стене над раковиной отсутствует зеркало, осколки — это именно оно.

— Паша, ты цел? — Я осторожно пробираюсь к унитазу и подхватываю мальчика на руки. — Ты не порезался?

— Нет, — говорит он.

Я оглядываю пол.

— Что ты сделал с зеркалом?

— Это не я, — мямлит Паша. — Оно само. Я просто его случайно рукой задел.

— Ой, а мама говорит, что разбитое зеркало вызывает семь лет несчастий! — радостно вопит из коридора Маша. — Теть Тань, а кто именно теперь будет несчастным, вы или Паша? Давайте Паша будет, он же разбил.

Она пытается ворваться в ванную, но я загораживаю ей проход: боюсь, что она поранится.

Паша начинает реветь:

— Не хочу быть несчастным! Не буду!

— Будешь, будешь! — вопит Машка. — И велик тебе никто не подарит теперь. И мороженого никто не купит.

— А-а-а! — голосит Паша и пытается лягнуть сестру.

Я выскакиваю из ванной:

— Дети, успокойтесь!

— Не хочу быть несчастным! — продолжает орать Пашка. — Оно само упало. Само!

— Да-да, я верю! — перекрикиваю я. — И никто не будет несчастным, не волнуйся. Это всего лишь глупое суеверие.

Машка смотрит на меня раздосадовано:

— А мама говорит, что это правда. Вы считаете, моя мама врет?

— Нет, что ты! — Я немного теряюсь. — Она просто… просто немного заблуждается.

— Моя мама всегда говорит только правду! — настаивает Машка. — И она все-все знает на свете. Она училась в школе на одни пятерки. А вы на что учились? Наверное, двоечницей были, да?

Я ставлю Пашу на пол:

— Так, ребят, мне некогда сейчас с вами обсуждать школьные годы. Ко мне сейчас должны приехать по работе. Поиграйте немного в комнате, пока я уберу осколки. Пожалуйста!

Машка тут же убегает из коридора, а Паша стоит на месте, задумчиво ковыряет край обоев у двери.