На этот раз мне снился разрушенный бальный зал, полный леденящих душу теней. И скелет рухнувшей люстры, и восстающие против меня пыльные чудовища наступали. А в этой разрухе, в самом её центре тёмный силуэт длинноволосого мужчины.

Мужчина обернулся ко мне, и я увидела в его руках окровавленное сердце. Алая кровь стекала по бледным рукам, и на лице его было хладнокровное выражение, и губы складывались в ледяную усмешку... нет. Не так. Всё было иначе, потому что на его лице был ужас.

Это ужас и страх... А по моему животу лилось что-то тёплое... я опустила глаза и увидела зияющую дыру там, где в моём представлении находилось сердце. 

  —  Это ты?  —  спросила я мужчину.

Но он не ответил. В его груди тоже была зияющая дыра. 

  —  Нет. Ты,  —  наконец, ответил он.

Его голос был тёплым и печальным. А взгляд пронзительный настолько, что моё сердце в его руке затрепетало, истекая кровью. Или это его сердце?.. Или оно одно?

Я очнулась, будто пребывала не во сне, а в глубоком обмороке. Лоб был мокрым, сорочка прилипла к телу, а на подоконнике сидел большой чёрный ворон. 

 Я хотела было шугнуть птицу, но, к своему удивлению, поняла, что это он меня разбудил.

  —  Ты... помог мне?  —  я спустилась с кровати и обернулась на неё. Казалось, что лежать на простынях было невыносимо и возвращаться не хотелось.

Жарко, душно и противно.

Под пологом скопился влажный воздух, а за окном только-только отгремел гром и успокоился ливень. 

Я подошла к распахнутому окну и остановилась напротив ворона, который смотрел на меня очень осознанными умными глазами.

  —  Ты человек?

Ворон, конечно, не ответил. А я протянула руку и коснулась его перьев на голове. 

Он был таким тёплым, большим и даже со стороны казалось, что ужасно сильным. Я понятия не имела, какими должны быть вороны, но этот явно был слишком огромным. 

  —  Спасибо...

Ворон долго и изучающе за мной наблюдал, будто чего-то ждал. Но что я могу сделать? Я снова коснулась перьев, и птица потянулась за моей рукой. 

Это длилось секунду или две, но я так боялась, что спугну ворона, будто это было важно, чтобы он оставался со мной. 

Секунда...

Две... 

Он прикрыл глаза, подставляясь моей руке.

Три...

Четыре...

Ворон распахнул глаза, в них вспыхнули языки пламени, а я отшатнулась. Птица была... зла? Снова разнёсся по комнате истошный крик, и ворон упорхнул, будто его и не было, оставив после себя только одно чёрное длинное перо. 

***

Мы с Тур ходили по бальному залу, который теперь выглядел не хуже, чем тот, которым могли похвастаться в экимском дворце.

Когда два дня назад Курат открыл двери, все мы чуть было не задохнулись от пыли. В зале некогда рухнул потолок, и величественная люстра, что его украшала, огромным обглоданным скелетом лежала посреди помещения.

Вот откуда у меня те странные видения. Ну конечно!

Зал выдавал былую роскошь остатками позолоты и лепнины, и от тоски по этой красоте ныло сердце. Зеркала были покрыты чёрным налётом, всё истлело, всё погибло.

Этот бальный зал был настоящим мертвецом, и его было искренне жаль хоронить.

За два дня всё изменилось.

Пыль, скрывавшая каждый дюйм, будто саркофаг, убрали. Люстру отдали на реставрацию, заменили паркет и очистили стены от гари и паутины.

  —  Что стряслось с этим местом?

  —  Я не знаю, Ваша Светлость... я не бывала тут раньше. Когда меня привезли, дверь уже была закрыта, а Эмилиэн никогда не говорил о прошлом. Из него, знаете ли, слова не вытянешь.

Витражи спасти не получилось, и их просто выставили, заменив обычными стёклами. Чудесным образом это наполнило комнату светом и жизнью, а я весь вечер танцевала сама с собой, переступая между потоками закатного света, льющегося из новых окон.