А когда Фармогост поднял из колодца ведро, полное кристально чистой, прохладной воды, то все в полном восторге закричали и захлопали, а некоторые работники фермы упали перед Агнесс на колени.

Она очистила колодец от мареновой чумы.

Детишки тот час принялись пить эту водичку и брызгаться, женщины смеялись, мужчины воздавали хвалы.

Пастораль, ей-богу, пастораль!

А я… Я сейчас чувствовала только зудящую пустоту внутри.

Оказывается, когда у тебя высасывают магию – это больно. Это мерзко и неприятно. Даже такие крохи, что подобрала у меня Агнесс.

Судя по ее виду, она даже не поняла, что я это поняла!

На том самом месте моей души, моего сознания, где должна была быть моя сила, сейчас находилось мутное светлое бесконтрольное пятно, как будто вычищенное, выскобленное Агнесс.

Как она заполучила силу Фионы?

Когда?

Я должна это выяснить.

– Благодарим вас за оказанную милость! – с почтением поклонился Фармогост. – Правду говорит людская молва, что Избранная великодушна, добра и чиста сердцем. Мы будем славить вас, как спасительницу Паперрино, госпожа!

– Ах, не нужно, ведь это мой долг, – ласково улыбнулась Агнесс. – Моя сила была дана мне водным духом Сэй Дзеном, чтобы помогать жителям империи – таково мое предназначение!

В общем, одно сплошное умиление, записанное на кристальон и транслируемое всем.

Бланшар был прав – контраст между мной, которая истерила и вела себя, как чванливая выскочка, нарядившаяся в бархат и шелка, и милой, простой, одаренной Агнесс был очень ярким.

Пока все славили сестрицу, я тихонько подошла к Чичи.

– Почему вы были так жестоки со мной на испытании? Ведь мы же дружили и помогали друг другу. Вместе ходили на дойку, вместе пели песни. Вместе болтали за вечеркой, плели друг другу косы, рассказывали страшные истории про Марену. Липа Шиппи никогда не повышала на меня голос, не то, чтобы холодной водой облить! Она была подругой моей мамы, заботилась обо мне, когда та ушла, покинула меня. Почему вы так себя вели?

Смутившись, бывшая подруга отвела глаза.

– Ничего личного, Фиона. Нам заплатили. Тебе-то теперь хорошо, ты обута, одета, сыта, живешь в роскоши. Ты теперь баронесса, генеральша, важная шишка. А то, что немного посмеялись над тобой – переживешь. Не знаю, зачем ты вообще стала участвовать в этом отборе. Какая из тебя Звезда Империи? Коров-то не смеши…

– Кто вам заплатил? – резко перебила я.

– Зачем тебе?

– Просто скажи. Мне интересно.

– А что от этого изменится? – пожала плечами девушка.

Я схватила ее за платье, и, глядя предательской суке в глаза, властно приказала:

– Говори.

– Ты какая-то другая стала, Финька, – пролепетала Чичи. – Ты должна понять, что теперь обеспечена всем, вон в отборе аристократском участвуешь, ты богата, даже если генерал тебя в грош не ставит, все равно, а я…

– Говори!

– Да пожалуйста! – захныкала девка. – Это Избранная. Избранная нам заплатила, чтобы научили тебя уму-разуму. Довольна, генеральша? Она дала нам денег и вернула в колодец чистую, не зачумленную воду. Уж она-то точно сделала для Паперрино больше, чем ты!

Вырвавшись, Чичи подбежала к Агнесс и принялась благодарить и восхвалять ее громче всех.

Я было раскрыла рот, чтобы заявить об этом подлоге во всеуслышание, но…

Нет!

Я не дура, чтобы рубить сук, на котором пока еще сижу!

Если прямо сейчас я обвиню Надежду Империи, мне просто не поверят – решат, что я завидую Агнесс и хочу ее очернить.

Она отбрешется, эта скользкая сучка отбрешется! А мой муж и свекровь ей в этом помогут.

Я поморщилась и оглядела свое испачканное в навозе платье.