Он ответит. Ответит за нее сполна!

Мать Эдриана, Нерисса, тоже была очень красива и могла похвастать такими же идеальными платиновыми волосами. Видно было, что внешностью и статью Эдриан пошел в нее.

Вот только глаза у моей свекрови, в отличие от ее сына, были красные, и это сразу делало всю ее красоту зловещей и надменной.

– Исходя из своих наблюдений через кристальон за вашим поведением на первом испытании, Мудрый Стол присудил вам баллы, – процедила Нерисса и ее служанка Сея сунула мне закрытую непрозрачную вазу в форме лебедя, в которой что-то позвякивало. – Напоминаю, что вы не должны открывать сосуд до самого конца отбора и подведения его итогов.

Нерисса Сальваторе была поразительной женщиной.

Вроде бы она не сказала мне худого слова, никак не обозвала, но свекровь умудрилась произносить «ВЫ» с таким выражением, словно это было самое грязное ругательство из всех существующих.

Я обняла лебедя, как величайшую ценность в мире.

Из воспоминаний Фионы, уже прошедшей этот отбор, я тут же узнала, что эти лебеди с баллами, которые каждая участница получала после каждого ее испытания, но которые ей не велено было смотреть, тоже были испытанием.

На выдержку и силу характера. На терпение.

Одна из участниц отбора, какая-то графиня, не вытерпела и отломала своим лебедям хрустальные головы, чтобы посмотреть, сколько набрала звезд.

Очевидно, она хотела засыпать звезды обратно и починить сосуды магией, но просчиталась.

Звезды тут же улетели, хрустальные лебеди превратились в уродливых троллей, а любопытная графиня тут же с треском вылетела из отбора.

– О, благодарю, дорогая матушка!

Я бы, конечно, произнесла это с меньшим восторгом, но в сознании Фионы были слишком сильны наставления Агнесс.

От слова «матушка», прозвучавшего из моих уст, Нериссу перекосило.

– Ты можешь обращаться к моей матери «княгесса», и никак иначе, – проронил Эдриан.

– Нет, любимый, мы же теперь самые-самые близкие родственники, я буду называть твою мамочку «родимой мамой»!

Агнесс тонко и очень довольно улыбнулась. Ей нравилось, что я выставляю себя на посмешище перед мужем и свекровью.

– Хоть раз назовешь меня «родимой мамой», я придушу тебя в постели! – прошипела Нерисса и удалилась, явно не в состоянии больше выносить мое общество.

– Любимый, что это с ней? Почему твоя мама так сказала?

– Ох, не обращай внимания, Фифи, у аристократов так принято, – махнула рукой Агнесс. – На самом деле леди Нерисса в восторге от твоей сдержанности и такта. Правда, Эдриан?

– В полном, – по чувственным губам Алого генерала скользнула усмешка.

– Муженёк, а ты не хочешь поздравить меня с первым испытанием и подарить мне цветочки? – спросила я. – Я видела, остальным участницам дарят… Чем я хуже?

– Думаешь, ты заслужила цветы? – Эдриан выгнул бровь.

– А что, разве нет? Я все сделала правильно, ведь теперь, когда стала твоей женой, по положению я выше всех этих…

Слава богу, я не договорила, потому что к нам приблизились работники фермы, батраки и доярки. Они держались особнячком, а впереди выступали Липа Шиппи и Фармогост – управляющий фермы, робко комкающий в руках шляпу.

– Высокие господа, простите великодушно, но дозвольте обратиться к Избранной с просьбой великой…

Агнесс с искренним участием повернулась к ним.

– Конечно! Я вас слушаю, добрые селяне…

– Я человек простой, по-придворному говорить не умею… Ферма наша умирает с тех пор, как главный колодец Паперрино был отравлен мареновой чумой. Вода в нем нынче бурая, как кровь. Кто изопьет ее – станет чумным. Мы сложились всем селом, наняли светлого мага из города, чтоб запечатал колодец… Но с тех пор Паперрино пересыхает! Мы вынуждены покупать воду у Феодории, платим за нее втридорога и эти расходы уже не в силах покрыть доход с фермы.