Но отец и Дениз вернулись из Веланса слишком быстро, и по их виноватым лицам я поняла, что никакого суда над маркизом не будет. Что они сдались без боя, не решившись поднять в столице шум. А когда я увидела у мачехи новые драгоценности, а на нашем столе появились яства, которые прежде мы не могли себе позволить, я поняла, что они не просто сдались, а продались.

Я не стала молчать, а потребовала от отца ответа. Он выслушал меня и тяжело вздохнул:

– А что мы могли поделать, дорогая? Его второй женой была дочь герцога Ландре, но даже его светлости не удалось привлечь Ренуара к ответу. Кажется, на той прогулке, когда лошадь понесла Габи, его и вовсе не было рядом – так как же мы можем выдвинуть против него столь серьезное обвинение?

– Что же касается драгоценностей, – вмешалась в разговор Дениз, – то это вовсе не то, о чём ты подумала. Маркиз всего лишь передал нам то, что он покупал для Габриэллы. Он подумал, что нам будет приятно получить их в память о твоей сестре.

И хотя это объяснение звучало логично, оно ничуть не убедило меня. Какими бы словами маркиз не объяснил столь щедрый жест, по сути, это был именно подкуп. Он просто покупал наше молчание. И мы продали его.

4. Глава 4

Я не знала, действительно ли отец поверил, что Ренуар был непричастен к гибели моей сестры, или (что было более вероятно) лишь сделал вид, что поверил, поняв, что привлечь того к ответу не удастся. Но что касается меня, я не просто подозревала маркиза в убийстве сестры – я была в этом уверена.

Габи не любила лошадей, она боялась их с самого детства. И я не могла себе представить, как кто-то сумел убедить ее отправиться на прогулку верхом. Совершить подобное безумство она решилась бы только по просьбе любимого мужчины. И то, что Ренуара не было рядом, когда лошадь сбросила ее, лишь укрепляло меня в моих мыслях. Ему ничего не стоило подговорить кого-то из своих слуг напугать животное или даже ранить его.

Я несколько раз заводила об этом разговор с отцом, но он мгновенно мрачнел и советовал мне оставить всё это в прошлом. И однажды я поняла, что папенька тоже страдал, а мои вопросы лишь бередили его раны. И я отступила, хотя самой себе поклялась, что никогда не забуду о преступлении Ренуара и, став взрослой, найду способ ему отомстить.

Несколько месяцев после гибели Габи я почти не улыбалась, но потихоньку моя обычная веселость стала брать верх над унынием. В тот день, когда я снова рассмеялась, зашелся смехом и отец, и я осознала, как нелегко ему было всё это время.

Перед сном, лёжа в постели, я каждую ночь придумывала планы мести маркизу – один изощреннее другого. Впрочем, среди множества кровожадных планов один был вполне законным. Я понимала, что в нашем нынешнем положении судиться с Ренуаром было бессмысленно – слишком велика была разница в нашем общественном положении. Но что, если однажды это изменится?

Я представляла, как, достигнув совершеннолетия, отправляюсь в столицу на бальный сезон и там, среди десятков упавших к моим ногам кавалеров (не смогут же они устоять перед такой красотой!) я выберу какого-нибудь герцога или принца, и вот тогда, когда мы с Ренуаром будем на равных, я и потребую правосудия.

Для реализации этого плана одной красоты, конечно, было мало, и я усиленно налегла на изучение бальных танцев, иностранных языков и придворного этикета. Ведь каждому известно, что у девушки с хорошими манерами гораздо больше шансов заарканить родовитого жениха.

А помимо подходящих для молодой барышни занятий я взялась еще и за то, что барышням решительно не подходило – за изучение фехтования. И папенька, как ни странно, против этого не возражал.