— Выглядишь достойно, — новый комплимент.

Багратов прекращать раздевать меня взглядом и интересуется у фотографа:

— Все готово?

— Да.

— Тогда не будем терять времени зря.

Багратов поправляет манжеты рубашки, поворачивается ко мне широченной спиной и идеально складывает галстук-бабочку.

— Нам предстоит много работы, Серафима. Поэтому без капризов, ты должна меня целовать! — выставляет условие. — Натурально, со вкусом и желанием большего. Подойди ближе.

Я делаю шаг ему навстречу, совсем небольшой, потом еще один и еще. Замираю на расстоянии вытянутой руки. Багратов с каким-то сожалением отмеряет взглядом расстояние между нами:

— Здесь и слон пройдет. Ближе к мужу, Серафима, означает неразделимо!

Сказав это, притягивает меня за талию, прижав к своему телу. Я замираю в его захвате.

— Дыши, Мышонок. На камеру я тебя только поцелую. Откровенным посторонних радовать не станем, — задевает мое ушко губами.

От его неприлично жаркого шепота я невольно прикрываю глаза и в тот же миг чувствую яркую вспышку. Щелк. Первый снимок в копилку. Сжимаюсь еще сильнее. Дрожь только усиливается. Понятия не имею, как держаться на камеру. Тело кажется деревянным.

— Расслабься, тебя никто не съест.

Багратов разворачивает меня к себе лицом и, удерживая рукой за талию, второй цепляет меня за бедро, словно мы танцуем. Его бедро точно втиснуто между моих ног, а глаза полыхают. Ему это нравится. Очередная провокация, максимальная близость. Словно мы — страстная парочка, которой не терпится уединиться. Закрыться от всех.

Мурашки ползут по коже.

Рядом щелкает затвор фотоаппарата. Вспышки могли бы слепить, но отходят на второй план. Близость Багратова занимает все мои мысли и реакции. Новый поворот. Становится совсем тесно в его руках. Смутившись, отхожу к окну, чтобы подышать немного.

— Хорошее место. Свет идеальный. Снимаем, — сквозь вату слышен голос фотографа.

Это может лишь означать, что меня ждет снова крепкий и жаркий плен объятий. Багратов обнимает меня со спины и прижимается бедрами. Спешу увести попу в сторону, чтобы избежать тесного контакта. Багратов роняет ладонь на бедро и вжимает меня тесно, попа упирается в каменную твердость его бедер. Он весь словно из гранита, раскаленного докрасна, пускает губы в изгиб шеи…

— Хватит, — прошу.

— Мы едва начали…

— Тебя могли убить? — задаю вопрос.

Багратов сразу же замирает, деланная страсть его показных прикосновений тает в тот же миг.

— Поищите еще другие места для съемок. В доме и на территории. В ресторан поедем немного позднее, — приказывает Багратов.

Ждет терпеливо, пока все покинут комнату. Сиротливо смотрю им вслед: когда рядом были посторонние, оставалась иллюзия защищенности от поползновений супруга. Сейчас ничего не осталось. Только я и он. И он приближается стремительно, прижав меня к стене.

— Что ты спросить хотела?

— Тебя могли убить? — выдыхаю. — Там, когда остался один. В невменяемом состоянии.

— Откуда такие мысли?

— Но у тебя много же много врагов.

— Много.

— Было опасно?

— На мне ни царапины.

— И все же? — спрашиваю мучительно. — Я не хотела причинить тебе зла! Даже не думала о таком…

— Но сейчас спрашиваешь, — внимательно смотрит мне в лицо, задевая его своим дыханием.

Возникает пауза.

— Мирон сказал? — ставит вердикт Багратов.

— Да.

— Надо же, — фыркает, отходя. — А я решил, что ты без подсказки повзрослела. Наверное, еще слишком рано.

— Прости.

— Что?

— Я не хотела тебе вредить.

— И?

Снова подступает близко.

— И… — теряюсь. — Когда мне вернут доступ к моей комнате?

Багратов выдыхает разочарованно.