— Не забывай про нашу договоренность, — напоминает Демид, как будто у меня вообще есть хоть какой-нибудь шанс забыть о ней. 

— А когда будет та часть, где ты смотришь на меня влюблёнными глазами и клянешься в любви? — мне хочется его поддеть, но Старостин не тот тип, кого можно легко смутить. Я вижу, как в его глазах играют черти, а сам он легко включается в игру. Обхватывает мое лицо ладонями, притягивает ближе и целует. 

У него жёсткие, требовательные губы, они сминают мои, заставляя поддаваться. Когда его язык переплетается с моим, мозг всё-таки капитулирует. Я не понимаю, где я, не понимаю, что с нами происходит, и поведи меня сейчас за собой Демид, я бы пошла за ним безвольной жертвенной овцой. 

Сопротивляться ему невозможно, да и не хочется. 

Надо бы напомнить себе за что именно я его ненавижу, но какое это имеет значение, когда жар его ладоней даже сквозь платье обжигает до самых костей? Я не горю, я сгораю под его напором, теряюсь в кольце рук.

Отвечаю на поцелуй Демида, скольжу пальцами по смуглой коже рук, цепляясь за них, чтобы устоять на месте. Небритость его щек царапает мою нежную кожу, колко и остро. Когда он отступает, я понимаю, что снова могу дышать, но не стоять самостоятельно. Без него холодно, даже в такой жаркий вечер, как сегодня.

В черной глубине глаз Демида невозможно разобрать ни единой эмоции, он слишком серьезен для человека, который только что изображал со мной страсть. Только невозможно так играть, слишком чувственно.

— Идём, — мы снова держимся за руки, как влюбленные, я ловлю на нас взгляды прохожих. Наверняка, у меня сейчас опухшие губы и красное лицо в том месте, где его касалась щетина. 

Мы занимаем стол на веранде второго этажа. Стол забронирован, значит, Демид заранее решил сюда приехать. Я кошусь на него, пока он в очередной раз разговаривает по телефону, разглядываю его профиль. Он щурится, смотря на заходящее в водную гладь солнце, сидит вальяжно в кресле, раскинув руки.  У него короткие густые ресницы, тяжёлая линия челюсти, которая ничуть его не портит.

Мужская, но не смазливая красота. 

За ужином мы преимущественно молчит, вклиниться в череду звонков разговорами почти невозможно, и мне даже становится его жалко, когда стейк перед ним успевает остыть, прежде, чем он доест. 

Мне часто приходится общаться с такими людьми, как он, чей телефон, кажется, уже врос в ухо. 

Когда, наконец, он выключает его, отшвыривая в сторону, солнце уже окончательно ушло за скайлайн. 

— Может, вина? — предлагает, но я качаю головой. Мне и так пьяно рядом с ним, — тогда поехали, познакомлю тебя с прессеком. Он будет курировать мою предвыборную кампанию.

— Что  я должна говорить? 

— Что любишь меня, — не глядя, произносит Демид, а я чувствую острый укол в сердце. 

— А может, мы обсудим детали нашего, — делаю на этом слове акцент, — договора? 

— Что именно ты хочешь знать? — наконец, он смотрит на меня, перестав избегать зрительного контакта, — мы заключим с тобой брачный договор, два года проживем вместе, а потом расстанемся. Я помогу тебе уехать из города. За то, что ты изображаешь мою жену, тебе ежемесячно будут приходить деньги на счет, трать их, как вздумается, хочешь — отложи. Сумма нормальная, но незаоблачная. Распишемся на следующей неделе, можешь начать искать свадебное платье, ресторан забронирован. Что еще? — он замолкает ненадолго, после чего добавляет уже тише, — о предохранении позаботься сама, я думаю, не стоит объяснять, что ни тебе, ни, тем более мне, сейчас не нужны осложнения.