— Что считать странным?

— Станем ходить кругами, сражаться с несуществующими монстрами или вовсе друг с другом, не заметим реального противника. Нечто в этом роде.

— Захотите трахнуть друг друга? — не удержался от капли едкого яда просящий быстрой смерти недоумок.

— Или тебя, и вряд ли ты от нас отобьешься, — ответил я ему в тон. — Так что смотри в оба, и если начнется странное — ори, стучи, делай, что хочешь, но постарайся в ум нас привести. В интересах целостности твой задницы в том числе. Но смотри, не вздумай за нами идти. Если же все пойдет хуже некуда, и мы так и сгинем, то я тебе сейчас номерок дам для связи и вызова подкрепления. Но учти, говорить с тем, кто ответит, нужно в высшей степени уважительно и без намека на твою язвительность. Наш деспот — личность жесткая и прямая — болтливой башки лишит походя.

— Охренеть-не встать, конечно. Ладно, понял вас. Дайте мне чуток времени на отладку и проверку связи, и приступаем.

О начале действия магии сигнализировало появление и постепенное нарастание совершенно неуместного сейчас приятного волнения. Эдакое предчувствие скорой радости, я бы сказал, что ею самой потихоньку и становилось. Мне подумалось о том, что как только закончится это ерундовое по сути испытание, я смогу прорваться в наш мир и добраться сразу же до моей ка-хог. Картины того, какой жаркой будет наша встреча замелькали передо мной, как наяву, руки сами собой стиснулись, ловя несуществующую пока здесь потрясающую перламутровую мягкость ее кожи. Надеюсь застать ее спящей и, тоже быстро обнажившись, скользнуть в нагретую ее потрясающим телом постель. Преодолеть первое сопротивление, вызванное испугом от моего внезапного появления и тут же утопить в поцелуях-бесстыдных ласках, меняя сонную поволоку в ее сумеречно-прекрасных глазах на одурманенность уже страстью…

И тут я повернулся и поймал наверняка придурковато-пьяным взглядом лицо идущего рядом Хоуга, на чьей смазливой роже сияла широченная бесшабашная улыбка.

— Эй, идиоты, куда вас с дороги вправо заносить-то начало! Левее берите! — раздался в наушнике раздраженный и весьма отрезвляющий голос Кокса.

Я глянул под ноги и понял, что он прав — с и так паршивой дороги мы сошли на перепаханное поле, раскисшее от подтаившего днем снега. В сгущающихся сумерках все это месиво начало опять прихватывать морозцем, но это мало помогло — мы втроем уже изгваздались выше колен и по факту топтались на месте, увязая на пахоте все сильнее.

— И моргнуть не успел, а они ломанулись куда-то, — проворчал Кокс.

Помянув всех проклятых созданий нашего мира, мы выкарабкались обратно на дорогу и тронулись дальше, однако Коксу то и дело приходилось нас одергивать, корректируя снос то в одну, то в другую сторону. Очень быстро первоначальная необъяснимая логикой радость стала сменяться апатией и безразличием, что, пропитав потихоньку разум, начала сочиться по венам, наливаясь в теле практически незнакомой мне тяжелой усталостью. Мне такое случалось испытать разве что после изнурительных сражений или в такой далекой юности от длившихся днями тренировок, когда только прибыл в Таххейн Глиф и претендовал на место в воинстве тогдашнего его владетеля — отца деспота Грегордиана.

— Какого черта вы теперь-то плететесь, как деды столетние? — возмутился в наушнике Кокс. — Топчитесь почти на месте и еле ноги переставляете. Шевелитесь уже! Правой-левой, раз-два, марш-марш!

Его насмешливо-хамский окрик принес небольшое облегчение мне и Хоугу, но вот Фарьял, попытавшись сделать ещё один широкий шаг, просто повалился лицом вперед и остался лежать без движения.