Он отодвинул дверь и уставился на пустое купе. Вера и Андрей куда-то испарились, необдуманно оставив купе не запертым. Почему-то это подействовало на Илью отрезвляюще, словно его облили ледяной водой. Он прислушался – голоса доносились из переднего тамбура. Продолжая держать поднос в руках, он как дурак побрёл на звук. Молодожёны стояли возле аварийной двери и обнимались. Почему-то взгляд Ильи приковала именно холёная рука Андрея, по-хозяйски выглаживающая спину жены.
Он дёрнулся назад, чтобы его не увидели и не обвинили в подглядывании. В голове забухал огромный барабан, волна злобы захлестнула с головы до ног и заставила сердце биться часто-часто. Чувствуя себя обманутым и обделённым, он вернулся в третье купе. Поставил чай и вазочку на стол, опустил цветы в воду, поправил шторку. Целых тридцать секунд он глазел на раскрытую сумку чёрной кожи, из которой выглядывала небрежно перерытая мужская одежда. В этот момент Илья желал Андрею страшной смерти и думал о том, что с лёгкостью заменил бы его на супружеском ложе.
Он медленно вышел в коридор и сделал несколько шагов. Дверь второго купе была наполовину приоткрыта. Старуха-фабрикантка сидела за столом и с каким-то ожесточением поглощала румяные пирожки, которые принесла с собой. Она резко повернула голову, уставилась на него налитыми кровью глазами и перестала жевать. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом Илья дёрнулся и ушёл в своё купе.
Чтобы не видеть, как молодожёны будут возвращаться к себе, он закрыл дверь. Руки дрожали, и он чуть не уронил поднос. Илья сел на кровать и вытер лицо измятым платком. Теперь его посетили раскаяние и угрызения совести.
– Не возжелай жены брата своего… Или как там говорится… – бормотал он, глядя слепыми глазами на тёмный густой лес. – Не твоя… Не твоя…
Он попытался разогнать недоброе предчувствие, устроив в купе уборку. Сгрёб в мусорный мешок невкусные московские конфеты, измятые чеки и квитанции, неутилизированные билеты и служебные записки. Протёр окно влажной тряпкой, смахнул пыль с полочки под зеркалом и проверил мышеловку под кроватью. Работа успокоила его, Илья даже начал чуть слышно мычать под нос популярную песенку про святого Николая.
Вдруг пронзительный мужской крик пронзил его насквозь. Илья выпрямился и уронил веник из сорго. За первым криком последовали женские крики, поначалу бессвязные.
– Помогите! – закричала девушка. – Доктора! Помогите!
Илья вышел из ступора и выскочил в проход. Из всех купе показались удивлённые и испуганные лица пассажиров, только жадная старуха предпочла остаться в стороне. Он миновал первое купе, второе, вот и третье. Паника накрыла его с головой. «Только не она! – думал он лихорадочно. – Только не она! Только не она!».
Дверь была наполовину приотворена, Илья схватился за ручку и резко отбросил полотно вправо. Глазам предстала страшная картина. Андрей лежал на полу и его сотрясали сильные судороги. Он бился всем телом о постели и ножку столика. В нос ударил резкий запах рвоты и миндаля. Скрюченными пальцами умирающий раздирал горло и грудь, не в силах сделать ни одного вдоха. Он запрокинул голову и уставился на Илью страшными чёрными глазами, в которых плескалось прямое обвинение. После нескольких слабых конвульсий всё наконец-то было кончено.
«Я не хотел! Я не виноват!», – мысленно закричал Илья. Его пожирали угрызения совести.
Он перевёл взгляд на Веру. Она сидела на постели, поджав колени к груди и обхватив их руками. На её перекошенном лице читался невыносимый ужас. Длинные волосы укрывали её словно белый саван, и Илья подумал почему-то, что совсем скоро она наденет чёрные траурные одежды, которые будут ей совсем не к лицу.