— Но что-то заставило его сказать это, не так ли, мэтр Кланц?

— Вы проницательная девушка! Да, разумеется. — В голосе Кланца появились неуверенные нотки, будто он стыдился говорить дальше. Но все же он продолжил.

— Когда я заключил договор с Августом, я предполагал, что смогу и в дальнейшем следить за работой его механического сердца. Использовать полученный опыт, чтобы создавать еще более совершенные протезы для моих клиентов. Первое время все шло, как задумано.

После того как умер его отец, несмотря на лечение, оплаченное моими деньгами — и я предполагаю, что это стало еще одной причиной разочарования Августа — мальчик приехал в столицу. Я поселил его у себя, подсказал, как правильно вложить деньги, помог осуществить его мечту — стать офицером. И я беспрестанно изучал работу механизма, помещенного в живое юношеское тело.

Я написал трактат, взялся за новые разработки. Но все планы пошли прахом, когда Август взбрыкнул и уехал. Я следил за его судьбой издалека, писал ему, умолял вернуться… Не скрою, для этого были у меня и другие причины. Я стал видеть в нем сына, которого у меня никогда не было. Моя привязанность только крепла с годами. Теплилась надежда, что он отвечает мне взаимностью. Увы. Поэт бы сказал… — Кланц усмехнулся, — что железное сердце не трогают мольбы и уговоры. После нашей размолвки — лет десять назад — он пару раз приезжал ко мне на осмотр — из нужды, не по желанию — и был очень холоден и молчалив.

— Странно, — пробормотала я.

— Ничего странного, Майя. Августу нужна свобода. Независимость. В том числе и от меня, его создателя. Он тяготился мной и не одобрял те принципы, которыми я руководствовался в работе. Я не всегда уважал закон и часто прибегал… к недозволенным приемам.

Я же получил хороший урок на старости лет. Когда занимаешься наукой, нужно полностью исключить чувства. Не привязываться к объекту своего исследования, как привязался я. И выбирать более покорный и безвольный объект. Или такой, который полностью разделяет мои устремления. Я привык видеть подобную покорность и увлеченность от жены, и невольно ждал того же от Августа. Так глупо… Мэтр Кланц — старый дурак.

Я покачала головой и постаралась вернуть его к тому, что волновало меня больше, чем муки совести одинокого старика.

— Но вы говорили, что теперь сердце Августа может остановиться в любой момент.

— Верно. После отъезда Августа я продолжал опыты. Хотя это стало труднее после смерти жены, моей верной помощницы. Были эксперименты и до встречи с Августом — на животных и птицах. Потом я пару раз пытался… спасти обреченных людей. И вот что я установил…

Кланц замолчал, нажал на скрытый рычаг — верхняя панель стола раскрылась, как крылья бабочки, выдвинулся потайной ящик, откуда Кланц извлек кипу пожелтевших бумаг и бросил на стол. Он любовно перебрал несколько листов.

— Чертежи и записи Жакемара были неполными. Главная проблема таких протезов в том, что с течением времени симпатические связи между организмом и механизмом ослабевают. И тогда — конец. Жакемар писал о сроке в двадцать лет. Мои подопытные тянули и того меньше. Железное сердце бьется в груди Августа уже семнадцать лет.

— Но что можно сделать?!

— Вы заглядывали в грудную клетку Августа. Вы видели мой механизм и хорошо изучили его.

— Нет, мэтр Кланц. Я не понимаю, как он работает. Я видела лишь часовой механизм с пружиной. Это знакомо. Но остальное — тайна для меня.

— Вы видели кристалл? Это обычный хрусталь, заряженный эфирной аурой… других живых существ. Он помогает укрепить симпатические связи. Но его заряд не вечен.