– Ай, плевать! Крис, ты только посмотри какая красота! Да за таким букетом работать не надо!

Закатываю глаза. Стоимость букета еще ни о чем не говорит.

– От кого?

– Понятия не имею. Курьер принес на пост, просил передать Кристине Шелест.

– Так это мне? – изумленно таращусь на подругу, ищу хоть толику шутки на ее смазливом личике.

– Тебе конечно, – уверенно и без намека на розыгрыш. – А ты о ком подумала?

– Точно не о себе, – усмехаюсь. – Ладно, следующий вопрос – от кого?

Вместе с Агнией роемся в бутонах в поиске карточки или какой записки. И когда надежда на нее исчезает, пальцы натыкаются на маленькую открытку у края корзины.

«Прости за грубость, любимая. Не знаю, что на меня нашло. Предлагаю все оставить как прежде. Твой А.»

– От кого, Крис? – Агния заглядывает мне через плечо. Она про нас с Анатолием не знает. Вообще никто не знает.

Отворачиваюсь, отхожу к окну, сминая открытку в руках. Анатолий. Как у него все просто – оскорбить, унизить, плюнуть в душу, а потом просто «прости». На что надеется? Что я прибегу к нему и сделаю вид, что ничего не было?

Ну уж нет. Дудки, бывший любовничек. Жене своей лапшу на уши вешай.

– Кристин? – подруга трогает меня за плечо. – Ты чего?

– А? Ничего. Задумалась просто.

– От кого цветы–то?

А собственно, почему я еще здесь? Теперь меня ничто и никто не держит, а зарплата… Найду другую работу. В конце концов в городской больнице врачей не хватает, возьму подработку.

Не отвечая Агнии, резво разворачиваюсь, в два шага оказываюсь возле своего стола, можно сказать, уже бывшего. Беру чистый лист и размашистым почерком пишу заявление по собственному желанию.

Вообще почему я раньше это не сделала? Зато камень с души мгновенно упал и настроение улучшилось.

– Крис! Ты что делаешь? Он же тебя не отпустит…

– Он? Он как раз с удовольствием.

С заявлением в одной руке, прихватив корзину в другую, покидаю свой кабинет.

Быстро преодолеваю полукруглый холл частной клиники. По сторонам не смотрю. И так знаю, что все сотрудники смотрят и шушукаются. Видимо, выражение лица у меня слишком решительное и злое, еще и эти чертовы дорогущие розы привлекают внимание.

Перед кабинетом Калинина на секундочку задерживаюсь. Руки заняты, постучать нечем, не ногами же долбить. Поэтому, подцепив ручку локтем, открываю дверь.

А там…

Анатолий Сергеевич, он же завклиникой и он же мой уже бывший любовник, лобызается с Любочкой из процедурной. Зажал ее у шкафа и пальцы свои ей под коротенький халатик запустил. Паучище.

А Любочка пищит, да губешки свои малиновые под его нахальный рот подставляет.

Фу, сейчас стошнит.

Со мной на работе ни–ни, а с остальными, значит, можно, даже не запираясь?

Дабы привлечь внимание, громко кашляю.

– Кристина Владимировна, почему без стука? – заметив, что в кабинете теперь они не одни, Толя оторвался от Любочки. Как ни в чем не бывало поправил воротник своего белоснежного накрахмаленного халата и прошел к своему столу, уселся в кожаное массивное кресло.

Любочка, что–то пискнув, отвернулась, спешно приводя себя в порядок.

– Руки заняты, Анатолий Сергеевич, – не особо скрывая брезгливость, сухо отвечаю. – Вот, это вам, – кладу перед ним заявление. – А это, Любаша, тебе. Шеф заказал, мне по ошибке вручили, – и сую ошеломленной Любе корзину с розами. – Все, счастливо оставаться!

Взмахнув рукой прощальным жестом, иду на выход, задрав подбородок кверху.

– Стоять! – рявкает Калинин. – Кристина Владимировна, мне вас заменить некем!

– Не мои проблемы, – не оборачиваюсь.

– С волчьим билетом уйдешь!

А вот это обидно. Если и правда осмелится – упадет в моих глазах ниже некуда.