Терплю щекотку, делаю вид, что сплю.

Пальчик по кадыку поднимается к подбородку, до рта. Резко хватаю губами его и зажимаю.

Ксюшка, пугаясь, выдергивает его из моего рта, звонко и громко хохочет, дрыгаясь всем телом.

– Да дайте же поспать! – недовольно взвизгивает из–под подушки Анжелика.

– Тс–с, – прижимаю палец к губам. – Не буди Лихо, пока оно тихо. Пошли тихонечко.

– Собилаться? – шепотом.

– Ага.

Осторожно слазим с кровати, поглядывая на Лику.

Как воришки, на цыпочках крадемся из комнаты. По пути беру свою одежду.

Закрываю за собой дверь, чтоб не щелкнул замок.

Наша игра малышке нравится.

– Умылась?

– Да, – глазки бегают влево–вправо.

– Обманщица. Дуй в ванную, я завтрак сделаю.

– Я буду шалики, – убегает в ванную. Там шумит вода.

Делаю ревизию шкафов и холодильника. Что там на торт надо? Вспомнил бы про обещание заранее, припрятал бы готовый торт из кондитерской. Нет, конечно, стряпать мы будем, но за результат не ручаюсь.

В шкафу нахожу коробку с шариками, молоко в холодильнике свежее. Спасибо Ирине Федоровне – следит за этим. Варю себе кофе.

Ксюха прибегает свежая и умытая.

Насыпаю в две пиалы шоколадные шарики, заливаю молоком.

– А втолая кому?

– Мне.

– Папочка, это же для детей! – смеется.

– А ты представь, что я маленький.

– Это очень тлудно! У тебя соплей нет.

– А при чем тут сопли?

– У всех мальчишек во дволе есть сопли.

– Неправильные в нашем дворе какие–то мальчишки, – ворчу.

Наслаждаясь обществом друг друга, едим шарики. Ксюха, загибая пальчики, перечисляет что, по ее мнению, нужно класть в тесто для торта. Главное, что я уяснил – надо много сахара, а то будет невкусно. И нет, ничего не слипнется.

Лика приходит. Спросонья хмурая. Дочь замолкает.

– Доброе утро, дорогая, – напоминаю женушке об этикете.

– Доброе, – буркает.

Понятно, без настроения. Не дали выспаться.

– Я поела, спасибо, папочка, – Ксюша слазит со стула, осторожно несет пустую пиалу с ложкой в раковину. Тянется на цыпочках. Пиала плюхается в раковину, раскалываясь надвое. – Ой…

– Оно само? – подмигиваю, показывая, что не сержусь.

– Само, – веселеет расстроенная было малышка.

– Давай–давай, поощряй, – ворчит за спиной Лика. – Скоро без посуды останемся.

– Иди одевайся, – игнорируя жену, обращаюсь к дочке, – поедем за продуктами.

Убегает.

– Никита, я не понимаю, почему ты ей все прощаешь. Напакостила – должна быть наказана.

– Во–первых, Ксюша еще маленькая, чтобы убирать за собой посуду. Она элементарно не дотягивается. Тут косяк, признаю, надо было самому убрать. Во–вторых, наказывать за что? За желание убрать за собой? Ребенок в следующий раз даже не подумает что–то сделать. А так – опыт приобретет, будет знать, что надо быть аккуратнее.

– Ай, все, – раздраженно отмахивается, – что ни скажи, у тебя всегда аргументы. Ксюша прям неприкосновенная.

Со стуком ставит на стол тарелку с овощами и питьевой йогурт.

– Не надоело эту дрянь есть? – киваю на ее завтрак. – Скоро сама позеленеешь от нее.

– Это здоровое питание! – возмущенно.

Закатываю глаза. Мне, если честно, все равно.

– Никита, я тут подумала…

– ?

– Сейчас, – подрывается, бежит из кухни, через несколько секунд возвращается с журналом в руках. – Вот, смотри, – показывает мне Дарью, невесту Романа Вертинского. Она стоит среди роз, рекламирует какой–то салон.

– И что?

– Ты же знаешь Киру Вертинскую? Ее муж – твой друг…

– И?

– Ты не мог бы замолвить за меня словечко? Понимаешь, на месте этой девушки могла бы быть я. Разве я не хороша и не фотогенична? – жеманно вертится передо мной в профиль и анфас. – Слушай, а давай их к нам в гости пригласим, я подружусь с Кирой и она не сможет отказать жене лучшего друга ее мужа, да?