Я покивала с полным ртом и прихлебнула чай, который уже налил мне в кружку.

- Со смородиновым листом и с мятой! – Gричмокнула я.

- Точно! Любимая наша заварка. Сергей Витальич тоже такую уважал. Особенно, когда жили на даче. И эту кружку, что в твоих руках, он всегда возил с собой и пил только из неё.

Я с удивлением посмотрела на фаянсовую емкость и заметила, что та была старинной и даже со щербинкой на ободке. Цвета слоновой кости, без рисунка и только выгнутая ручка придавала ей некую изящность. Золотая полоса внутри - вот и все украшение. Правда, когда потом посмотрела донышко, то прочла – «Императорский фарфоровый заводЪ» и еще в центре «1860 год».

Я держала в руках целое состояние! Да если бы сейчас такое да в мое время, за эту кружку дрались бы коллекционеры!

- Эта кружка от его деда осталась, а потом к отцу перешла и вот теперь к нему. Говорил, что бережет её, как семейную реликвию, как и те бусы, что тебе подарил. Из жемчуга. Тоже старинные, от матери к дочери или вот к невестке передавались. Так что береги. И ты сможешь уж своим детям завещать.

Тут он вздохнул и допил свой чай. Я была несколько оглушена. Я даже не представляла, как много мне ещё предстоит узнать о своем муже, о его семье, если мы поженимся, и я войду в его род. Аккуратно поставила кружку на стол и тут же представила, какое было бы удивление, если бы эта Люся узнала, что собой представляет старая кружка! Уже сегодня она много бы стоила у тех же собирателей старины. Ведь ей около ста лет!

- Точно бы сперла! – Gодумала я и покрутила головой. – Все-таки есть бог на свете, что отвел беду! Сереже было бы горько. Все же память!

Я еще долго мыслила на эту тему, пока Иваныч приводил в порядок кухню, сидя рядом с аппаратом, сверля его взглядом.

- Ну, давай! Не молчи! – Iептала я, поставив на стол локти, и сжимала кулаки, прислонившись к ним губами. – Где же ты, Сережа? Я жду тебя!

Но аппарат молчал. Я даже подумала, что может быть отключен, но гудки шли. Значит в порядке. И так несколько раз, но телефон молчал. Уже в кабинете сидел Иваныч и тоже ерзал, спрашивал о его работе, но я поднимала трубку и показывала ему, что гудки есть. Он уходил в кухню с ворчанием, что эти телефоны беда еще с войны, что лучше письмо, так надежнее. А я уже отчаялась и даже заплакала.

Звонка не было!

Что случилось, что он не позвонил? Может, заболел, может телефонная линия не работает, сто тысяч «может быть», а я обиженно сидела за столом и хлюпала носом. Иваныч успокаивал, как мог - принес воду, подал платок, рассказывал, как трудно добыть межгород на периферии, если плохая связь или нет её вообще.

- Но он же говорил, что обязательно позвонит, значит, был уверен, что будет и время и место! – Возражала я на его уговоры.

Иваныч опять что-то говорил, но я уже его не слушала. У меня появились другие мысли. Мне вдруг вспомнились слова Маши, что захочет ли он после всего случившегося, со мной дело иметь и даже жениться? А может быть получил свое и теперь «хоть трава не расти»?

Эти мысли меня как-то отрезвили, я утерлась и перестала плакать.

- Всё понятно, - сказала я удивленному Иванычу такой моей резкой переменой. – Поехали домой!

Он согласно качнул головой, и мы пошли в прихожую одеваться. Закрыв двери, спустились и прошли мимо любопытной консьержки. Я так была расстроена, что даже не порощалась с ней, хотя она меня всегда игнорировала, и ей мое «до свидание» как до лампочки. Но Иванычу она все же крикнула, чтобы заходил почаще.

- Ага, - подумала я злорадно, - спешит и потеет, боится не успеет!