— ...потому что рядом с этой истиной милорд лишь человек на вершине горы, жалкий и беспомощный перед величием этого мира и его истинных хозяев, — раздалось из-под шкафа.

Обернувшись в ту сторону, я заметила лишь отблеск кошачьих глаз.

Я рассеянно моргнула и забралась на кровать с ногами.

— Что такое, милая? — спросил Кондор.

— Здесь раньше не было кота.

Из-под шкафа хихикнуло. Сильвия улыбнулась лишь уголками губ.

— Потому что это не кот, — ответил Кондор и тоже улыбнулся. Неожиданно мягко. — Ахо, покажись леди Лидделл, пожалуйста.

Кот вылез на свет, грациозно зевнул, продемонстрировав внушительные клыки, и замер посреди комнаты пушистым изваянием. На его морде было выражение, похожее на ехидную улыбку.

— Ваше любопытство удовлетворено, миледи? — спросил Кондор. — Или мне попросить Ахо принять истинный облик?

— Пожалуй, воздержусь от этого удовольствия, — ответила я.

Мало ли чем он окажется. И не захочу ли я после этого забиться под кровать, дрожа от страха.

Кот презрительно посмотрел на меня.

— И правильно сделаешь. — Кондор усмехнулся. — Потрясения от столкновения с другой стороной этого мира бывают настолько сильными, что по нашей договоренности Сильвия держит свою сущность в тайне от таких, как ты. Но…

— Но раз я все и так знаю, то мне можно открыться?

— На твоем месте я бы не стал самонадеянно говорить про все, — сказал Кондор. — Но ты права. А теперь мы все ждем рассказ, — Кондор нахмурился и скрестил руки на груди.

Я почувствовала себя странно. Чародей и фэйри — два фэйри, если быть точнее — смотрели на меня, ожидая, что я расскажу им свой сон, который не был сном, а я сидела на чужой кровати, в чужой рубашке, прикрывая голые колени чужим пледом, и пыталась понять, что вообще произошло. Что они все хотят услышать и зачем им это надо.

Но я смогла. Сделав глубокий вдох и поудобнее устроившись, я начала свой рассказ. С самого начала, то есть с того момента, когда я стояла на улице рядом с таверной и смотрела, как мимо проходят люди. Про музыку, про песни, про человека в рогатой маске, про то, как увидела это во сне, а потом еще раз — в новом сне, который сном быть перестал. Про заснеженный лес, про того, чьим именем была зима, и про места, в которых мы побывали. И, самое важное, про то, кому служило снежное чудовище, которое я встретила на границе миров.

Нужно отдать Кондору должное, он слушал меня, не перебивая, только изредка хмурился и задумчиво дотрагивался рукой до подбородка. Даже когда я, чуть не сбившись от смущения, рассказала про поцелуй над бездной, ожидая ехидного комментария, волшебник промолчал. Если у него и возникали вопросы, кажется, он решил задать их, когда я закончу.

С каждым словом, которое приближало рассказ к финалу, мне становилось все холоднее.

— Я упала в реку, — сказала я и поплотнее закуталась в плед. — Меня тянуло под лед.

И замолчала, пытаясь собраться с мыслями.

Что там было дальше? Точнее, как мне пришло в голову это решение: вода — это почти зеркало? Меня тянуло под лед, я пыталась схватиться за него, лед ломался, пальцы хватали пустоту, а потом просто уперлись в прочную холодную корку, полупрозрачную и гладкую. Похожую на стекло.

— Итак? — Кондор впервые за весь мой рассказ высказал нетерпение и чуть склонил голову набок.

— Он сказал, что в мире много дверей. — Я пожала плечами. — А еще, что наша жажда жизни иногда творит чудеса. Видимо, это была подсказка, я не знаю, но я подумала о зеркале в твоем кабинете, и...

Я правда не знала. Моя память на этом моменте становилась зыбкой, полной неясных образов, словно кто-то испортил кусок пленки, на которую был записан фильм.