Хочу с чего бы ему выгораживать себя? Я сейчас даже не Луна.

В голове начинает шуметь. Так, словно кто-то ударил висок камнем.

Я хватаюсь рукой за стол и смотрю перед собой. В голове роятся сотни вопросов, а под ребрами нарастает жгучая боль. Чем чаще повторяю, тем больнее становится, но перестать не могу.

Кем она была? Какая-то роковая женщина? Или дело в физиологических потребностях?

Измена ли это вообще? Я ведь умерла для него в тот день, наша помолвка разорвалась, и он имел полное право быть с другой.

Но я ведь жива и мне больно. Неужели он не мог подождать хотя бы неделю? Я уже не говорю про месяцы или годы. Некоторые мужчины годами помнят своих умерших жен и не видят рядом других женщин.

Надо взять себя в руки. Со стороны я выгляжу, как оскорбленная женщина… ну или ревнивая жена. Геррук мне никто, я Делва. Теперь мы точно чужие друг другу.

Мне нельзя нервничать, нужно отпустить сожаления. Хоть немного. Я должна заботиться о дочери в моем животе. Я не могу сейчас ходить к врачу для беременных и принимать витамины, но все равно должна блюсти ее покой.

Даже если ее отец Геррук, а не Лэмб. Это ничего не меняет.

Она моя дочь. Моя! Так уж повелось, что отцы моих детей – показатель непостоянный.

Расслабившись, я откидываюсь на спинку кресла и больше не смотрю на него. А он наоборот – пялиться во все глаза, встревоженный, словно ему не все равно что я подумаю об этом.

Будто клеймо изменника ему совсем не по душе, даже если так о нем думает всего лишь стерва Делва, женщина, которая убила его мать.

Женщина, которую он ненавидит всей душой.

- Верности ожидают только неопытные женщины, - говорю твердо, смотря на Талиаса и голос даже не дрожит, потому что все внутри меня покрылось инеем, - между нами с Герруком ничего нет. Ты мой муж.

- Верно, моя дорогая, - кивает довольный король.

- Мне нужно идти, - холодно бросаю я и поднимаюсь с кресла, чувствуя себя деревянной скрипучей колодой.

Кажется, что внутри комнаты появляется ветер и обдувает мои плечи, настолько холодно становится, будто кристаллики льда укрывают кожу. Я чувствую взгляды, направленные в спину.

- Я тоже пойду, - бросает Геррук, и я слышу скрип ножек кресла об пол. Он быстро встает.

Открываю двери, и стражники расступаются, видя мое мрачное лицо и стеклянные глаза, за которыми собрались невыплаканные слезы – под глазами образовались колодцы, переполненные солеными слезинками.

Принц догоняет меня в коридоре. Хочется убежать подальше, забаррикадировать дверь и бухнуться в подушку лицом, укрываясь теплым одеялом.

- Стой, Делва, перестань бежать, - слышу его голос и ускоряю шаг.

Нет никаких сил на разговор с ним. Нет желания играть и притворяться перед ним, теперь уж точно. Какое-то время мне лучше не видеть его.

Собираюсь завернуть в поворот, но передо мной вырастает тень Геррука и мускулистая рука упирается в стену, блокируя мне дорогу. Хочется расплакаться и ударить руку, бить, пока вся боль не выплеснется, но я сдерживаюсь.

Он выглядит таким взведенным, что, кажется, точно схватит меня обеими руками даже если сорвусь с места и попытаюсь бежать.

- Пропусти, - тихо прошу, поднимая на него взгляд из-под бровей.

На дне его зрачков плещется вина и злость. Лицо бледное, ноздри быстро раздуваются.

- Нет. Ты не так поняла слова Талиаса. Я не бросался забывать Луну с первой встречной, все вышло случайно. По пьяни. Да бля, я почти ничего не помню!

- Тебе не кажется, что извиняться надо не передо мной? – спрашиваю, прищурившись. – Мне вообще все равно. Пропусти.

- Я знаю, - выдыхает он через зубы и зарывается рукой в волосы, - знаю, но той, перед которой извиняться надо больше не существует. Ее просто нет. Нигде. Она умерла, - говорит и голос звучит так обреченно, что под ребрами начинается какое-то шевеление.