- Смею, - усмехается Геррук, - и если я узнаю, что вы с Бартом заодно…

- Заодно?

- Если ты каким-то образом причастна к смерти моей невесты, то я убью тебя, - шепчет он почти с улыбкой, и я даже представлять не хочу насколько ему сейчас больно – он улыбается мне-Делве.

Он бы никогда не показал настоящих чувств перед этой женщиной, старался бы наоборот демонстрировать равнодушие. А здесь улыбка, значит все хуже некуда.

Мое сердце сжимается под безжалостными уколами тоски. В огромном дворце со всеми его обитателями Геррук единственный, кому не наплевать, что я ушла. Он скорбит и не может скрыть свою боль.

Мне хочется вынуть из уха наушник и обнять Геррука, чтобы младший принц на том конце ни о чем не догадался и перестал манипулировать мной, как марионеткой, но я не могу так рисковать.

У Барта мой сын и я так глубоко закопалась в бесконечных интригах, что теперь нахожусь в снежной ловушке – не знаю где верх, а где низ.

- Хочешь сказать, что моя смерть будет равносильной смерти землянки? – спрашиваю хрипло.

- Конечно нет. Ты и пальца ее не стоишь. Лучше не попадайся мне на глаза.

Геррук отворачивается и собирается уходить, но тут его взгляд падает вниз, на мою руку. И хотя я надела кофту с длинным рукавом, дабы скрыть брачный браслет, Геррук все равно узнает очертания украшения под тканью, хватает меня за руку и одним рывком стягивает манжет вниз.

Свой рукав принц тоже опускает и на запястье видно такой же браслет. Тот самый, который я сама надела ему на руку.

Наши браслеты сверкают в свете фонарика, словно усыпанные кристальной пыльцой и даже невооруженным взглядом можно понять, что они одинаковые.

- Откуда он у тебя?!

12. Глава 12. Секретная комната

Тело стискивает паника, словно внутри горла появляется большая зажимающая рана, и, если заговорю – корочка треснет и приступ кашля меня удушит.

Все пропало, он догадался и с каждой секундой молчания уверяется в своей правоте.

Что ответить? Что же ответить?! Геррук смотрит настороженно, Барт орет в наушник, а я стою, не двигаясь, будто ступни проросли корнями в пол.

- Ты что, забыл? – хриплю, выдергиваю руку из его лапищи. – Я жена твоего отца, он надел мне браслет!

- Но раньше твой браслет был другим, я был на вашей свадьбе, у него даже форма другая.

- Ты был тогда совсем маленьким, мало ли что мог видеть, а сейчас словно помешался - видишь заговоры там, где их нет, - говорю и каждое слово в первую очередь пронзает мое сердце.

Особенно когда вижу его разочарованное лицо.

Геррук мрачнеет, очевидно принимая правоту моих слов, вскидывает взгляд, стараясь найти что-то в моем лице, которое и вовсе не принадлежит мне. Это искусная проекция, соединенная с мимическими мышцами головы.

И не найдя того, что искал, Геррук уходит, больше не проронив ни слова, а точку ставит громким хлопком двери.

В душевном раздоре я приседаю, собирая осколки диктофона и капельки слез срываются с подбородка и летят вниз.

«Он неисправен, а мы так и не дослушали запись до конца», - решает Барт, - «я подошлю кого-нибудь к тебе, передашь устройство, постараюсь его починить, Луна?»

«Дай мне поговорить с сыном», - прошу не своим голосом.

«Ладно».

Я закрываюсь в палате с Лэмбом, подперев дверную ручку стулом и сбросив куски диктофона в сумку, забираюсь с ногами в кресло и разглядываю лицо жениха. Мне кажется, что оно теперь выглядит не таким болезным, будто Лэмбу становится чуточку лучше, но, возможно, я просто себя утешаю.

Свернувшись в кресле калачиком я несколько часов к ряду разговариваю с Ноамом обо всем на свете и о том, что он считает важным – о машинках, о дяде Барте, о том дяде, что забирал его с крейсера землян и о сестренке.