– Но…

– У меня есть ответственность, герр Ларкрайт. – Голос звучал непреклонно. – Как и у вас. И давайте каждый останется при своем. Не нужно делать и думать всяких глупостей.

Карл вздохнул. Он чувствовал, с каким трудом Вэрди даются слова. Она хотела остаться – в нищей, но теплой квартире, хотя бы под минимальной защитой. Она хотела высыпаться, регулярно мыться и отвечать только за себя. Все это было написано на лице, но там же было написано, что ее не переубедить. По крайней мере, сейчас.

…Вэрди позволила дойти с ней до лесополосы и заграждений, возвещавших об опасной зоне. Здесь они остановились. Девочка потрепала по макушке Спайка, потом улыбнулась Карлу.

– Спасибо за все. Меня никогда не спасали. И уж точно не звали к себе жить.

Карл, чувствуя резкие порывы ветра, поднял воротник.

– Ты всегда можешь вернуться. Помни. – Он протянул ей лист из блокнота. – Мой номер. Звони, если…

Она быстро скомкала бумажку и спрятала в карман.

– Хорошо, буду знать.

Не позвонит. И не потому, что у нее нет телефона, для этого, в конце концов, есть городские автоматы.

– Обязательно. Я тебе помогу. Обещаешь?

– Обещаю.

Она держала руки за спиной, Ларкрайт не сомневался, что пальцы скрещены.

– Береги себя.

Она сделала шаг навстречу и обняла его:

– И вы тоже.

Девочка в красной толстовке отстранилась, не позволив обнять себя в ответ, и направилась вдоль железной дороги вперед.

Не оборачиваться, не сдаваться падали. Уже не в первый раз Ланн давал себе такое обещание: по его следу шло слишком много воспоминаний, готовых ожить от мимолетного соприкосновения с реальностью. Запах, звук, слово. Пробудить память могло что угодно, тогда она грызла долго. Иногда, чтобы вонзить зубы, ей достаточно было, чтобы Ланн погрузился в сон.

Сегодня же в кабинет прокрался запах с улицы. Простой, прозаичный запах. Кто-то сжигал мусор.

Он возвращался ночью. Хотелось одного – лечь и уснуть без мыслей о дочери. Их не прогнала даже выпивка.

В воздухе чувствовалась зима. Рождество близилось, и жаль, оно больше не считалось праздником, а стало точкой отсчета. Забавно… когда-то с Рождества началась эра новой религии. Теперь – эра смерти.

Рихард прикрыл глаза и покачнулся. Он не туда свернул, его занесло на полузаброшенную окраину. Здесь не водилось даже собак и кошек, все умерло вместе с детским смехом. Ланн привалился к стене гаража, переводя дух, прежде чем идти дальше. Здесь он и услышал тихий звук двигателя.

Машина остановилась метрах в двадцати. Выглянув из-за угла, Ланн мог видеть, как из нее выходят трое в неприметной одежде. Один нес канистру, двое выволакивали что-то с заднего сидения. Рихард смог различить человеческую фигуру. Этот четвертый был без сознания; лицо закрывали патлы слипшихся – видимо, от крови, – волос.

Неосторожное движение – на асфальт упали очки. Один из незнакомцев выругался, подобрал их и спрятал в карман. Вся процессия направилась к раздолбанной двери ближнего дома. Рихард подождал. Он примерно догадывался, что времени незнакомцам потребуется немного. Скорее всего, они не станут поджигать тело, опасаясь криков, а ограничатся тем, что подожгут дом.

Рихард вынул из кобур на поясе два пистолета. Один был табельный – с зарегистрированным номером. Другой, с глушителем, не принадлежал никому, по крайней мере, официально. И даже с затуманенным рассудком Ланн помнил, из какого стрелять. Взводя курок, он с удовлетворением ощущал: рука не дрожит. В воздухе уже расползался запах гари. Ланн неторопливо направился к двери.