Ей сразу понравился Карл. Не то «понравился», после которого она могла потащить его в постель, но и материнским чувством не назовешь. Труда наблюдала, возможно, сама прослушивала телефон инспектора, а у нее это был знак высшей заботы.

– Ангел… по-твоему, нам нужны ангелы?

Холодный, пахнущий каким-то кремом палец коснулся губ Рихарда.

– Перестань. Вы же сработались. Я тебя знаю, у тебя никто не задерживался. Он ни разу не дал тебе в челюсть, Ричи!

– Он в меру упрям и у него есть мозги.

Мотор машины уже негромко урчал. Гертруда посмотрела поверх стекла.

– А ты – не в меру. Будь помягче. Подумай, что, если будет нужно, он умрет, прикрывая тебя. Много у вас таких?

Рихард ощутил колючий озноб и поднял воротник.

– Да брось. Я сам раньше откину копыта. С прикрытой спиной или без.

Гертруда негромко рассмеялась и, приподнявшись, дернула его к себе. Поцеловала в губы, удержала, отпустила, заботливым движением застегнув верхнюю пуговицу форменного плаща.

– Пожалуйста, живите оба. Кто-то же должен стоять на страже.

И машина уехала. Рихард обернулся. Карл стоял в десятке шагов, у стены, и ждал, пока разговор закончится. В волосах белел крупный неприветливый снег.

– Она красивая…

Он произнес это с таким детским восхищением, что Рихард напомнил:

– Не твоего поля.

Карл передернул плечами и спрятал руки в рукава.

– Я не в этом плане, комиссар. Мне просто казалось, такие живут где-то в…

– Сказках? – с неожиданным для него самого пониманием мягко закончил Рихард.

– Да. Помните, например, «Снежную королеву»?

Ланн хмыкнул, подумывая, не закурить ли, но поленился вынимать руки из карманов и, поглядев на инспектора искоса, сообщил:

– Она, между прочим, любимая у Труды. Хотя, по-моему, сказки – чушь.

Невольно он вспомнил, что из всех идиотских историй больше всего любила Аннет. Повесть Отфрида Пройслера о Маленькой Колдунье. Книжку Аннет так часто подсовывала Рихарду вечером, что он даже запомнил автора. А ей нравился прокуренный голос, читающий об очень плохой… или очень хорошей ведьме и умном вороне.

– Сказки учат хотя бы тому, что некоторые истории заканчиваются хорошо.

– Не наша – это точно.

Вряд ли существует что-то хуже сказки, к которой невозможно придумать хороший конец. Аннет наверняка считала именно так. Как и большинство детей, да и взрослых.

– Вы же еще не знаете ее конца.

Как там сказала Труда? Быть помягче? С такими-то рассуждениями? Снег усилился, ветер задул резче. Наблюдая, как Карл ловит размотавшийся шарф, Рихард пренебрежительно фыркнул.

– Я его чую.

– Вы невозможны.

Он все же вынул из кармана руку и вовремя схватил инспектора за плечо, не давая растянуться на льду.

– Вне всякого сомнения. И мне невозможно хочется выпить чего-то горячего. Идем.

Инспектор улыбнулся. Дальше они шли плечом к плечу.

Рихард опять вздохнул.

– Не горячись. Я стараюсь. Просто с ним… тяжело.

Тяжело. Потому что Труда, черт возьми, не зря помнит его отца. Потому что с Карлом то же: снаружи – деловитая серьезность, что-то доброе и мирное. Ровный голос, хорошие манеры – ей-богу, как у навороченного человекоробота, в лучших традициях фантастики. Внутри – сталь. Чистая сталь, рядом с которой Рихард иногда чувствовал себя безнадежно ржавым. Да. У Карла это наследственное. Почти династия недобитых рыцарей. Или ангелов. Или… как там говорят… андроидов?

Гертруда долго смотрела сверху вниз, потом опустила голову.

– Какой ты все-таки дурак.

– Может быть. Но за это не расстреливают.

Труда кивнула. Они заговорили по новой о Красной Грозе, о «крысятах», о чем угодно. Рихард мысленно проклинал старую подругу: опять парой фраз загнала в пропасть. И она, вся погруженная в свои президентские дела, не догадывалась: стоит захлопнуться двери, как воспоминания окончательно его придавят.