Сотрудница архива, толстая добродушная фрау Вебер, первое время пыталась помогать Карлу, но вскоре махнула рукой: даже она не могла навести порядок в собственном мирке, куда уже лет десять не приходили с проверками. Поэтому когда Карл появлялся, она здоровалась и вальяжно удалялась в дальнюю комнатку, к чайнику и любовным романам, предоставляя Ларкрайта самому себе.

Сегодня он читал протоколы осмотров родителей «крысят»; их проводили в том числе в НИИ Леонгарда. Данные были записаны стандартно, безлико. «Признаков насильственной смерти нет, остановка сердца вызвана неизвестным нервным импульсом. Ядовитых или наркотических веществ в организме не обнаружено. Труп лежал…»

Кого-то находили на улице, кого-то – в доме, кого-то – на расстоянии от него. И вот тут что-то, кажется, менялось, что-то было ранее упущено.

Карл раскрыл на последней странице два протокола. Взгляд скользнул по почти повторяющимся описаниям и остановился на графе «Предполагаемое время смерти». В листе, описывающем тело Карины Варденга, стояло «между 5:30 и 6:00 утра». В протоколе о смерти некоего Тома Вайеса отчетливо значилось «6:15» – это время подтверждал бездомный, мимо которого мужчина проходил точно в момент, когда его затрясло, скрутило и какой-то «дьяволовой» (по словам свидетеля) силой швырнуло на снег. Том Вайес бился, пытался встать, хватался за горло и хрипел что-то вроде «Малышки… мои малышки…».

Карл снова перечитал материалы. Карина Варденга в предполагаемое время смерти находилась с мужем и дочерью: готовила индейку, так как к девяти в доме ждали гостей. А Том Вайес пребывал где-то в квартале или двух от коттеджа, где спали его дочери. Вайес успел что-то сказать. Хм… а Варденга? Этого никто уже не мог подтвердить или опровергнуть.

Ларкрайт начал ворошить другие подшивки. Он замечал закономерность: чем дальше находились от детей родители, тем позже умирали. То же оказалось верным и для «второй волны» смертей. Но о чем это говорило? Подтверждало отвратительную теорию: дети – убийцы, вольные или невольные.

Некоторое время Карл задумчиво перебирал бумаги. Имело ли смысл делиться сведениями? Вряд ли, по крайней мере, пока. Хотя, может, рассказать Рихарду? А может, поговорить с Леонгардом как с медиком? Но если Ланн узнает об этом, мало не покажется: он по каким-то причинам не доверял доктору. Доподлинно Карл этих причин не знал, но комиссар редко ошибался.

Ларкрайт снял копии с пары протоколов, спрятал в сумку и вышел в коридор. Спайк тут же вскочил и завилял хвостом; скучая, он успел изгрызть какую-то папку, забытую фрау Вебер. Карл спешным пинком отправил испорченные документы под шкаф и покинул здание.

Улица встретила его дождем, от чахлого утреннего солнца не осталось и следа. Спайк с лаем понесся по дороге; настроение у него было намного лучше, чем у хозяина. Карл ускорил шаг. Хотелось скорее вернуться в квартиру и отгородиться от мира. Он был благодарен Рихарду, что тот позволил снова прийти на работу только следующим утром.

До дома предстояло ехать по линии надземного метро. Таких веток было всего две, они прорезали город, начинаясь в одних нищих окраинных районах и достигая других, столь же нищих. Хотя, в общем-то, теперь почти все районы города были нищими, даже центр, где красивым по-прежнему выглядел только древний темный собор.

Спайк перепрыгнул низкий турникет и остановился у ведущей на платформу лестницы. Карл глянул на дремлющую в своей будке пожилую смотрительницу и бросил в специальную щель медный жетон, сухо звякнувший в недрах допотопного механизма. Платформа продувалась; дождь усиливался. Карл спрятал нос под воротник и ссутулился. Голова немного кружилась от бессонной ночи и плохого алкоголя, который не стоило пить. Карл на пару секунд опустил веки, а вновь открыв глаза, неожиданно увидел, как далеко впереди, за открытой станцией, по дороге несется черный автомобиль на огромных красных колесах.