Наверное, он перешёл ту грань, которая удерживала больную любовь в моём сердце. Что-то надломилось во мне у столба. Уверенность? Вера в справедливость? Убеждённость, что у всего живого есть душа? Ничего не осталось. Только ненависть, погребённая под полнейшим безразличием к себе.

Странно, но стоя под обжигающим потоком воды, дыша тяжёлым, густым паром, упираясь лбом в нагревшийся кафель, мне было всё равно, что ещё сделает со мной хозяин. Прошлое осталось в старом году, настоящее ничего хорошего не предвещало, а будущее здесь окончательно стёрто для меня. После такого позора я не смогу вернуться к отцу и жить так, будто всего лишь каталась в отпуск.

– Ирочка, что же ты встала? – ворвалась в ванную комнату тётя Полина, и сквозняк противно скользнул по ногам, запуская крупную дробь мурашек. – Тебя три дня лихорадило, а ты полезла в душ.

Женщина протянула руку, отсекая воду и вытягивая меня. На плечи лёг длинный, махровый халат, укутывая в пушистый кокон. Поля подтолкнула в спину, охая и бубня неразбериху под нос.

– Посиди в кресле, пока я сменю бельё, – засуетилась Полина, скоро перестилая постель. Только перья летали, да невесомые пылинки поблёскивали в свете фонарей.

Встала, как только Полина закончила, и резко потемнело в глазах, заваливая обратно. Сколько же надо восстанавливать сил, чтобы так не штормило?

– Быстро в кровать, – прикрикнула она, как только меня повело в сторону. – И чтобы не смела вставать, пока достаточно не окрепнешь.

– Мне нельзя долго лежать, – качнула головой, послушно влезая поверх одеяла. – Игнат будет недоволен и зол.

– Улетел Игнат, – вздохнула Полина.

– Куда? – безразлично спросила, лишь бы не молчать. Жутко соскучилась по общению за неделю молчания. Хотелось просто поговорить.

– В Италию. Партнёр там у него, – не глядя ответила Поля, связывая бельё в узел. – На все новогодние каникулы уехал. Так что отдыхай, Ириш, и не волнуйся.

12. Глава 12

Время неспешно текло, отсчитывая день за днём. В отсутствии Немцова дом спокойно спал, снизив всю деятельность до минимума. Мария ушла в кратковременный отпуск, пользуясь короткой передышкой, а непритязательную еду на трёх человек готовила Поля.

Я с каким-то болезненным кайфом отлёживалась в кровати, куталась в халат и ела как нормальный человек, а не как послушная собачка. Никогда не думала, что буду с восторгом сидеть за столиком и орудовать столовыми приборами. Как ничтожно мало нам надо для счастья. Забери привычные вещи, отними устаканившуюся жизнь, а потом выдавай по капельке, строго дозируя, чтобы не было передоза.

Сколько бы тётя Полина не уговаривала выбраться из ракушки и пойти погулять во двор, я упиралась и сидела в комнате, боясь высунуть из временного убежища нос. Было стыдно даже перед фотографиями, занимающими место на стенах. Знала, что ни в чём не виновата, но все действия Игната покрывали позором именно меня.

Много думала все эти дни. Вся моя гордыня в прошлой жизни, всё моё деление на хороших и плохих, все мои скептические взгляды на мужчин, оказались погребены под толстым слоем рабского договора, спасающего отца от тюрьмы. Кто я теперь? Не человек, не женщина, не свободная личность, имеющая право на гордость и самоуважение. Уважения больше нет. Я была сама себе противна. Знал бы папа…

Очень хотелось позвонить ему, поздравить с Новым годом, узнать, как у него дела, просто послушать голос и утереть не сдержавшуюся слезу. Только вбитые в подкорку мозга правила, заставляющие отвечать за взятые обязательства, не давали нарушить договорные условия. Вот зачем отец с детства вкладывал эту догму в меня?