– Доктор посмотрит, – успокаивал Гена, – и всё.

Широкий коридор, залитый ярким светом дневных ламп, закончился просторной операционной, заставленной таким количеством приборов и инструментов, что самая крутая больница, виденная Игорем в американских сериалах про врачей, казалась захолустным медпунктом.

– Мы что, в больнице?

– Нет, – улыбнулся Гена. – Эта больница у нас. Жизнь сейчас неспокойная. Пока до городской доедешь, сам понимаешь. А там ещё кумовство и коррупция. Правда, Моисей Александрович?

– Да, да! – с готовностью отозвался стоявший посреди комнаты не старый, но совершенно седой человек в белом халате. – Коррупция невероятная. Феноменальная коррупция. Что тут у нас? Ага, ушибы, ссадины. Кто же это Вас так, молодой человек?

Игорь промолчал. Врач внимательно рассматривал кровоподтеки и ссадины, заглядывал в зрачки, щекотал железной палочкой живот и подмышки.

– Ну что ж. В целом, прогноз хороший. Думаю, дня два полежит, и всё придет в норму.

– Где полежит?! – не понял Игорь. – Мне домой надо! Меня родители ждут!

Врач непонимающе посмотрел на Гену.

– Крикливый. Может, успокоить?

– Не надо, Моисей Александрович. Домой так домой. Я сам отвезу. Вы только обработайте ему… это всё…

– Конечно, конечно, Геннадий Михайлович. Полчаса. Заштрихую, со стороны незаметно будет. Вы отдыхайте.

Гена потемнел:

– Спасибо, Моисей Александрович. Я как-то сам решу, чем мне заняться.

Врач засуетился, быстро отошёл к шкафчику с медицинскими примочками.

Игорю стало легче. Через полчаса будет дома. Что придумать про раны и синяки? Врать он не любил. Да и не умел.

– Подрался? – просто спросил отец.

На полу, у стыка линолеума с плинтусом, короткими перебежками пробирался к мусорному ведру паук. Игорь оторвался от зрелища:

– Упал.

– Долго падал?

– Долго.

– Ладно. Как техникум?

– Нормально.

– Проблемы?

– Нет.

– Тебе Инна звонила, просила, чтобы ты перезвонил.

– Спасибо. Я пойду?

– Куда?

– Перезвоню.

– Давай. Скоро мать придет. Надо картошки начистить.

– Начищу.

Отец поморщился, махнул рукой и пошёл в свою комнату читать очередной детектив.

Игорь пожал плечами. В жизни грязи выше крыши. Воры, насильники, убийцы, живодеры. Читайте доброе, веселое, чистое. Пусть детское. Про Незнайку или Гарантийных человечков? Прикольно же. Зачем потоки чернухи? Прилипли к телевизорам, где стреляют, режут, грабят, воруют. Были бы нормальными, никто бы такое не смотрел. Почему плохое тянет, подсаживает на себя?

Короткие гудки. Странно. Может, Инка сама звонит? Положил трубку. И точно. Звонок.

– Инна! Привет!

Не Инна. Голос мужской, жесткий:

– Игорь Тарасов?

– Да, кто это?

– Какая нахер разница! Прощайся с родственниками, сука! Завтра сдохнешь. Понял, волчара мусорской?

– Сенёк? Ты?

Гудки…

Игорь сел на стул. Вздохнул. Там, за картиной Айвазовского, за стеной, за улицей, за городом, за страной – плескался океан. Тихий, спокойный, вечный.

Сенёк, как его звали на улице, или Виктор Сеньков, как было пропечатано в паспорте, учился с Игорем в одной школе. Теперь в техникуме. В любом классе есть такой маленький фюрер. Все должны прятать глаза при виде его персоны, выполнять просьбы, отдавать деньги, угощать сигаретами. А если кто-то наивно верит в достоинство и справедливость, того особенно увлекательно ломать, прессовать, давить до тех пор, пока не заползает в ногах, залитый собственными слезами, соплями и мочой, целуя грязные ботинки сильнейшего и по-настоящему авторитетного сверхчеловека.

Даже в колонию Сенька отправляли на три года, девчонку изнасиловал. Вернулся, правда, через три месяца. Сильно изменился. Замкнулся. Потемнел. Раньше пинки одноклассникам отпускал, девочек за косы дергал, за школой один на один дрался, а тут бригаду сколотил. Начались уличные разводы лохов на деньги, квартирные кражи, стрелки, разборки.