Я не знала точно, на каком этаже нахожусь, но вид из окна мне определенно нравился: широкий проспект, постоянное движение машин, а ночью зажигались огни. И вообще, я ощущала себя как в сказке. Более беззаботных дней в столице у меня еще не было.

Меня не запирали на замок. Нет. Но Тамара Ивановна ясно дала понять, что она принесет все, что нужно, а я должна отдыхать и выздоравливать. Но я и не стремилась выйти, не хотела случайно встретиться с хозяином квартиры. Пока я его не видела, у меня было ощущение, что я в больнице и за мной производят надлежащий уход. Но если я встречу его, вся легкость испарится. И я почувствую себя обязанной. А я этого не хотела, тем более он тоже виновен в моем плохом самочувствии. Как и Артемий. Из-за друга Снежинского я протопала немало километров в одних туфлях в зимний мороз, ночью! А сам Кай отправил меня за решетку, в холодную и сырую камеру! Так что, они оба виноваты в моем сегодняшнем состоянии!

В первый же день, когда я пришла в сознание, мне дали позвонить и немного поговорить с Полиной.

Моя бедная подруга вся извелась, пока искала меня в отделении полиции. И когда ее в очередной раз прогнали оттуда, она написала заявление о пропаже. Моя родная и любимая подруга, нет, она еще ближе — она как сестра!

Успокоив ее и рассказав все, что знала сама, я с ней попрощалась. Телефон мне больше не давали.

Раздается стук в дверь, и в комнату входит взволнованная Тамара Ивановна.

— Вот, — протягивает она мне халат,  — накинь. Кай ждет тебя в кабинете. Я провожу.

Ее волнение передается и мне, руки вспотели, меня потряхивает. Путаюсь в длинных рукавах , но кое-как справляюсь. Запахиваюсь и затягиваю пояс — все, я готова к встрече с палачом моей жизни.

Спустя несколько минут я в растерянности стою у дверей комнаты, где меня ожидал этот тиран.

Тамара Ивановна ушла, а я все не решаюсь войти, дрожала  перед встречей с тираном, как маленькая девочка.

А потом, послав все к черту, постучала и резко отрыла дверь! Ну не убьет же он меня, правильно? Не для этого выхаживал!

Оглядела просторную комнату, которая служила Снежинскому кабинетом. 
Массивный деревянный стол у панорамного окна, его рабочее кожаное кресло медно-рыжего цвета, напротив него этого же цвета, но другой формы диванчик для посетителей. 
Сам Кай Викторович сейчас стоит ко мне спиной и рассматривает прекрасный вид, открывающийся из окна. 
Я молчу, ничего не говорю, жду, когда он начнет. А Снежинский, как будто испытывая меня на прочность, продолжает хранить молчание. 
Так мы и стоим, не желая уступать друг другу. 
Не выдержав, прохожу вглубь комнаты и присаживаюсь на диванчик. А он словно этого и ждал, заговорил именно в этот момент, заставив меня с визгом подскочить на месте. 
— Как ты себя чувствуешь? — небрежно бросает в мою сторону. И вроде интересуется моим здоровьем, но выглядит так, как будто не дождется, когда я исчезну. 
— Возможно, завтра меня Геннадий Иосифович окончательно выпишет. 
— То, что говорит врач, я сам знаю. Я тебя спросил о другом. 
О чем другом?! 
— Нормально я себя чувствую! — с вызовом бросаю ему в ответ. 
— Дерзишь — значит действительно приходишь в себя. Иди, свободна. — Так ни разу и не обернувшись, указывает мне этот человек, что делать. 
Эх, взять бы в руки что-нибудь тяжёлое да как врезать ему по темечку! 
— Чего медлишь? Освободи кабинет, у меня дела. 
Не сдержавшись, топнула ногой! Да что же такое, как он со мной разговаривает! 
— Зачем привезли сюда? Могли бы отвезти в «скорую», и дело с концом! Не надо было ждать, пока я выйду! Я не нуждаюсь в милостыне, наши больницы ничем не хуже той «тюрьмы», в которую вы меня заточили, — я, конечно, утрирую называя просторную комнату со всеми удобствами - тюрьмой, но его тон очень меня задел.