От Филатовой чуть позже узнаю про согласованный бойкот.

– Ты не расстраивайся. Это они из-за Абрамова чудят. Он у нас в классе, к сожалению, типа, лидер и…

– Да мне всё равно, – равнодушно закидываю в сумку тетрадку и ручки.

– Я взяла у Матильды Германовны твой номер. Добавлю в информационный чат. Туда я отправляю важную информацию. Это не тот чат, который без Шац, а тот, который…

– Добавляй, – перебиваю, избавляя её от необходимости что-то пояснять.

– Тат…

Встречаемся глазами.

– Если что, я не участвую в этом их бойкоте. Так что ты, будь уверена, всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Не участвует.

То, что Филатова некий изгой в классе, было понятно практически сразу. Сама я не привыкла делить людей на категории, как, впрочем, и причислять себя к какой-то из них, но вот тут, пожалуй, чётко для себя решила: в этой школе я однозначно буду сама по себе.

– Где у вас библиотека?

– На третьем этаже. Тебя проводить? – предлагает, загораясь энтузиазмом.

– Не надо, – забираю сумку и покидаю кабинет.

*********

Из библиотеки тащу целый пакет книг, выданных добрейшей старушкой, любящей классическую музыку и оригами, упомянутое Мозгалиным.

Выдохнув, спускаюсь по ступенькам и благодарю Вселенную за то, что этот отвратительный день закончился.

– Стопэ, Джугашвили.

А. Слишком рано благодарю.

Внизу меня поджидает хмурый Ромасенко.

– Я Джугели. Руки убери! – роняя книжки, повторяю, когда он тянет меня под лестницу. – Ещё раз дотронешься и я…

– Это она, – сообщает девчонке, сидящей на подоконнике.

Выдёргиваю многострадальный локоть из его мёртвой хватки.

Смотрим с девушкой друг на друга.

Хм. Где-то я её уже видела.

В голове от переизбытка имён и лиц полный каламбур, но я почти сразу узнаю его кудрявую подругу. Это ведь та самая ведущая с праздничной линейки.

– Она проколола шину?

– Да.

– И наваляла моему брату? – уточняет, выражая интонацией явное сомнение.

Ромасенко утвердительно кивает.

– Пфф. Занятно. Я представляла себе чуть ли не терминатора, – спрыгнув с подоконника, с интересом меня разглядывает.

– Я тороплюсь.

– Задержишься, – цедит сын директрисы.

– У тебя ко мне какие-то вопросы? – обращаясь к девчонке, поправляю пиджак.

– Ну, как бы, да.

– Тогда излагай мысли быстрее.

Она усмехается.

Делая это в той же самой манере, что и брат.

– Мне надо знать, что именно ты сказала полиции в тот вечер по телефону, а также сегодня в кабинете и на улице.

Выгибаю бровь.

– С какой стати я должна перед тобой отчитываться?

– Слышь ты…

– Погоди-погоди, Макс, – ладонью останавливает разгневанного Ромасенко, танком прущего в моём направлении. – Я сама.

Ждёт, пока он перебыкует и отойдёт к окну.

– Давай проясним, – делает вдох и спокойно продолжает, повернувшись ко мне. – Из-за тебя моя мама в больнице. Марсель в участке. Ему грозит отчисление из школы, статья и ещё бог весть что.

– Что заслужил, то и получит, – бросаю холодно.

– Что заслужил? Да ты хоть знаешь, кого защищаешь? – неожиданно взрывается и переходит на крик.

– Кого защищаю? Пострадавшего! – отражаю, тоже повышая голос.

– Пострадавшего! – пренебрежительно фыркает. – Ты влезла в ситуацию, не разобравшись! Кто тебя просил! Что теперь будет! Что будет! А если... Если его в тюрьму посадят? Максииим…

Нервы у неё сдают.

Плакать начинает.

Ромасенко лезет её успокаивать, а я за всем этим стою, наблюдаю.

– Это я виновата! Не надо было ему рассказывать, не надо было! – бьётся в истерике.

– Тссс, тихо, Мелкая, – Максим гладит её по голове, а потом, зыркнув в мою сторону, зло шипит: – Тупая шкура, пакуй чемоданы.

– Что здесь происходит? – громко осведомляется женщина-одуван, с которой мы уже тоже сегодня встречались. Это социальный педагог, вроде как, если не ошибаюсь. – Милана? Всё в порядке?