– Я желаю вам только положительных оценок и успешной сдачи экзаменов. Родители, а вам, как всегда, желаю сил, терпения, мудрости и оптимизма, – вздыхает, прерываясь. По ощущениям, будто слёзы сдёрживает. – Ой… Простите. У самой сын выпускник. Это непросто, но я уверена, вместе мы с вами преодолеем грядущие препятствия и трудности. Поможем нашим детям пойти верной дорогой. Дорогой, ведущей к счастью.

– Да мать у тя оптимист, Макс! Не теряет надежды на то, что можно воспитать из тебя человека.

– Захлопнись, Петросян.

– Всем учащимся желаю быть активными и трудолюбивыми, усидчивыми и любознательными, упорными и настойчивыми. Школа встречает вас с радостью! Двери распахнуты! Вперёд за знаниями и удачи вам!

Перемещаю взгляд направо. Там, неподалёку от сцены, стоит Абрамов, парень из моего кошмара. Перевязывает хвосты той девчонке-первокласснице, за танцем которой я наблюдала в начале линейки.

Это… удивляет и неприятно поражает. Ведь позавчера этими же руками он жестоко и хладнокровно избивал человека на пустынном пляже.

Парень, будто почувствовав мой взгляд, вдруг поднимает голову.

Растерявшись, отвожу глаза, уставившись на девушку-ведущую. Тоже темноволосую и кучерявую. Почему-то отмечаю я про себя.

– Шац Матильда Германовна? – раздаётся за спиной голос какого-то мужчины.

– Ромасенко, чё тут делают менты? – проносится шёпотом.

Сглатываю слюну в пересохшем горле и обмираю. Повторно за сегодняшний день. Даже не нахожу в себе смелости обернуться. Мне словно кол в спину вогнали и вкрутили его в асфальт.

Бах-бах-бах.

Кровь горячей, ритмичной пульсацией стучит в ушах. По телу волной проносится тревога. Оглушает. Заливает. Топит. Охватывает всю меня. Наполняет переживаниями.

Не дышу. Не двигаюсь. Деревенею от напряжения.

Они нашли меня. По номеру вычислили.

Или всё же нет?

Просто пришли в школу по той причине, что здесь учатся эти хулиганы?

Да. Не накручивай, Тата. Скорее всего, так и есть. Успокойся.

Заставляю себя вновь дышать.

– Слышь, держи язык за зубами, поняла? Ты ничего и никого не видела, – склонившись к моему уху, тихо чеканит Ромасенко. – Расколешься – пожалеешь по-крупному, – больно сжимает локоть. – Мы тебя уничтожим здесь. Усекла? – откровенно и бессовестно мне угрожает.

Вот ведь наглый!

– Руки. Убрал, – цежу сквозь зубы и всё же, не удержавшись, бросаю взволнованный взгляд в сторону классного руководителя.

Она, бела как мел, но невозмутимо отодвигает сотрудника органов влево и даёт своим воспитанникам команду приготовиться.

– Дети, идём.

А дальше как в тумане.

Перезвон колокольчика.

Улыбающийся Мозгалин, с трудом топчущийся рядом.

Асфальт.

Шары, колыхающиеся от порывов ветра.

Шум. Гвалт. Море незнакомых лиц вокруг.

Ступеньки. Школьное крыльцо. Холл.

Бездумно плетусь вслед за одноклассниками до кабинета, расположенного на втором этаже.

Занимаю последнюю парту у окна. Опускаюсь на стул.

«Я пупок проколола, зырьте».

«Крутяк»

«Дай лизнуть серёжку»

«Пошёл ты»

«Менты на фига подходили к Германовне?»

Прислушиваюсь.

«Что-то про Абрамова и Ромасенко спрашивали»

«Где они, кстати?»

«Чё-то случилось?»

«Случилось. Рассоева на днях вроде как избили»

«Он был на линейке?»

«Он в больничке лежит с проломленной башкой»

Кислород снова перестаёт поступать в мои лёгкие. Виной тому страх, который иголочками проходится по всем нервным окончаниям.

Тот парень сильно пострадал?

«Очуметь»

«Подробности есть?»

«Не-а».

К сожалению, никакой конкретики. Ясно, что никто из них информацией не владеет.

«Поплавская, чё за цвет волос? В зелёнке искупалась?»

«Синицкий уволился, слышали?»