Возвращаюсь с коробкой в отель, снова окунаюсь в гущу людей и чувствую затылком прожигающий взгляд. Подхожу к лифту и чувствую легкое прикосновение к растрепанной ветром косе.
Никита тянет ее, делая мне больно, но создавая внутри почти бурю из эмоций, и желание попросить сделать, как он делал на своей кровати, когда наматывал волосы на кулак.
– Это временно… – хрипит он уха, а меня дрожь пробирает. Я пальцы на коробке сильнее стискиваю, чтобы не кинуть ее и не обнять любимого. Но его брак, как закрытая дверь. Мне хочется ее открыть, но ключ мне может дать только сам Никита. А взламывать чужую собственность всегда чревато.
– Посмотрим, – захожу в лифт, и он за мной. И мы стоим рядом, задыхаясь и смотря друг другу в глазах, фантазируя о том, чем можно заняться в закрытом лифте. Так бурно, что я не замечаю лица иностранца в светлом костюме, что хочет поехать с нами. Никита и вовсе рявкает
– Занято!
И тесное пространство тут же обволакивает. Давит на сердце. Причиняет почти физическую боль, а руки Никиты дрожат и уже тянутся к талии.
– Ноги у меня все еще свободны… – все-таки напоминаю я и тут же выхожу из кабины на административном этаже, где сразу иду к кабинету Марата Каримович. Но по дороге узнаю: – Мы же к директору?
– Конечно, – идет Никита сзади, и я кожей чувствую, как он жалит взглядом задницу. Опередив на последней секунде, он сам открывает мне двери. Марат поднимается, сморит на меня, потом на Никиту и жмет ему руку.
– Самсоновы последние два дня зачистили ко мне, – смеется он и садится за свой стол. Никита напротив, а я так и стою, не зная, куда себя деть. Они ведь и без меня поговорить могут?
– Ты, наверное, неправильно понял Надю, – сразу вступает в разговор Никита и поворачивает ко мне лицо: – Сядь.
Присаживаюсь на диванчик и жду решение с олимпа. Плохо, конечно, быть зависимой от таких людей и их желаний. Но я правда хочу здесь остаться.
– Думаешь, начал жаловаться на слух и прослушал угрозу тобой?
– Даже так? – смеется Никита и мне на душе сразу хорошо становится. Как же мне нравится слышать его смех. Громкий. Задористый. Он патокой по моим венам разливается. Именно этот смех пленил меня несколько месяцев назад, помимо всего прочего. Но стоит Никите заметить мою невольную улыбку, как она тут же прячется за нечитаемой маской. – Ну можешь не беспокоиться. Твой отель будет стоять на твоей незаконной земле, сколько угодно. Ты с Максом давно общался? Они совсем пропали с радаров.
– Не хотят вмешиваться в политику, – пожимает плечами Марат, а мне становится интересно, что еще за Макс. И почему, общаясь с Никитой, он не имеет отношения к политике. Особенно интересно, как сгорбилась спина Никиты при упоминании этого человека.
– К тебе его негатив не относится. Это все твой отец…
– Да ясное дело, – Никита снова кидает на меня взгляд. – Алену верни на прежнее место и ни о каком Питере не может быть и речи.
– Но я был уверен, что Алена сама хочет...
– Женщины так не постоянны. Но давай мы спросим у нее.
– А давай ты не будешь говорить обо мне как об отсталом в развитии ребенке. Спасибо, Марат. Я вернусь к работе прямо сейчас.
– Да уж. Там эти иностранцы, как с ума посходили. Ты не будешь выступать на конференции? – спрашивает он Никиту, но тот отмахивается.
– Нет. С финансами у меня беда. Я все время вкладываю не в то, – смотрит он на меня. Сволочь.
Наклоняю голову на бок, взглядом опаляя его наглость.
Он наверняка вспоминает сумму, которую он на меня потратил в Амстердаме. Я на утро все вернула, когда выяснила, что за русский передо мной. Когда узнала в незнакомце того, кого так долго любила. Никита тогда собрал раскиданные в порыве безумия и стыда деньги и поехал меня искать.