Клим фиксирует мою шею своей широкой ладонью. Просто удерживает. Не тянет на себя, не давит.

– Не стоит, – говорит очень тихо. Я вижу, как его глаза становятся прежними. Я помню этот взгляд. Открытый, завораживающий. – Мой водитель тебя отвезет.

Клим выпрямляется, теперь он нависает надо мной огромной неподвижной скалой. Его рука все еще касается моей шеи. Я чувствую жар его тела и, вопреки здравому смыслу, прижимаюсь крепче.

Встаю на цыпочки, цепляясь пальцами свободной руки за ворот его футболки. Задерживаю дыхание, а после опускаюсь обратно. Упираюсь лбом в его грудь, прикасаясь ладонями  к разгоряченной коже. Это ощутимо даже через плотную ткань футболки. Тот жар, что от него исходит.

Внутри столько противоречий, эмоций. Но самое яркое ощущение сейчас – защищенность. Так давно и безвозвратно утерянное спокойствие.

– Не строй иллюзий, Лу.

Его слова как ледяной душ. Они заставляют отшатнуться, ошпариться его безразличием.

Клим улыбается. Очень неискренне, я бы сказала, холодно.

Он пышет безразличием, а я задыхаюсь. Забиваюсь в свой угол и экипируюсь броней. А, казалось бы, я только стала о ней забывать. Цинизм и лютая ненависть вырываются наружу. Маленькая девочка с большими надеждами медленно умирает внутри. А ведь я только ее воскресила.

Все слишком сложно. Эмоции берут верх, и я, как никогда, хочу причинить боль, так как он причиняет ее мне. Это ужасно. Похоже на надвигающееся цунами, которое я не в состоянии контролировать.

– Думаю, все иллюзии здесь твои. А я… я просто пытаюсь сделать так, чтобы последствия ваших стычек с Мельниковым прошли для меня с наименьшими потерями. Или вообще не задели. Я с тем, кто сильнее. Сегодня это ты. Если мне придется разыгрывать чувства для получения желаемого результата, я это сделаю. Я уже это делаю, Вяземский. Я делаю, а ты ведешься…

Сказать что-либо еще не успеваю. Пальцы Клима сжимают мое горло.

25. 25

Тишина. Кажется, она ощутима и я легко могу ее потрогать, если вытяну руку, смогу сжать ее в кулак.

Клим ничего не делает. Просто смотрит. И от этого взгляда становится не по себе. Кровь, бегущая по венам, замерзает. Губы пересыхают. Дыхание учащается.

Я добилась, чего хотела, – выдернула почву из-под его ног. Но какой ценой? Глупо, безосновательно.

Зачем я это сказала? Зачем вылила всю эту грязь и то дерьмо, что периодически появляется в моем сознании? Дура. Полная, необратимая дура.

Пока в моей голове пролетают тысячи сценариев дальнейшего развития событий, Клим дергает меня на себя, словно куклу, не ослабляя захвата пальцев на шее. Еще пара секунд с таким нажимом, и на коже выступят синяки.

– Какая же ты сука, Хабибуллина, – выплевывает ядовито и разжимает захват.

У него вкрадчивый, заранее обещающий страдания шепот.

От неожиданности я слегка оступаюсь. Меня ведет вбок, но он успевает подхватить, предотвратить мое дурацкое падение. Но делает это не из благородства, нет. Он не дает мне упасть, а потом сам швыряет на стоящий в углу кабинета кожаный диван.

– Что будет следующим? – вскакиваю на ноги. – Ударишь меня? – я ору и плачу. Меня поглощает истерика. Я сама это спровоцировала, теперь отдуваюсь. Подаюсь вперед, но его рука припечатывает обратно. Он толкает меня на диван. Снова.

Звук пряжки ремня и расстегиваемой молнии парализует. Замираю.

Он же останавливается в паре сантиметров от меня.

– Не бью женщин, – вытягивает руку и сжимает в кулак пригоршню моих волос.

Давит мне на затылок, заставляя встать на колени.

– Давай, работать ртом у тебя получается отлично. Остается проверить в деле.