— Взятку предлагаешь, — не спрашиваю, констатирую.

— Да нет, благодарность за поход в кафе, — совершенно серьёзным тоном произносит.

— Статья двести девяносто, до двенадцати лет лишения свободы, а если пришить тебе и вот это всё, — кручу пальцем, обозначая комнату. — Плюс проникновение…

— Нет такой статьи, — перебивает, но губы нервно прикусывает, чем на секунду отвлекает меня от всех мыслей.

— Так, — слишком резко встаю на ноги. — Голову мне не морочь, быстро рассказала всё, иначе в участок поедем, — спешно проговариваю, наступая на неё.

— Товарищ милиционер… — пытается что-то сказать, но я хватаю её за плечи и заставляю присесть на двухместный диван, имеющийся в этой комнате, сам прикатываю рабочее кресло и сажусь напротив неё.

— Внимательно тебя слушаю, — наклоняюсь, опершись головой на скрещенные руки.

— Как вы меня нашли? — спрашивает со вздохом.

— Я из полиции, забыла? — ухмыляюсь одними уголками губ.

— Забудешь тут, — бубнит, опустив взгляд. — Я не об этом, а о том, как вы поняли, что блог мой?

— А на месте преступления больше никаких посторонних с фотоаппаратами не было, Комарова. На кого ты работаешь? — задаю вопрос и вижу недоумение на её лице.

— С чего вы взяли, что я на кого-то работаю? — смотрит на меня и брови хмурит.

— Зачем молодой блондинке заниматься вот этим всем? — киваю на ниточки с фотографиями.

— А чем, по-вашему, молодые «блондинки» занимаются? — лицо каменное, но в тоне проскальзывает обида.

— По клубам ходят в поисках самцов, — пожимаю плечами я.

— Вам, товарищ полицейский, не идёт быть козлом, — выплёвывает, уже не скрывая обиды.

— Статья триста девятнадцать УК РФ — оскорбление представителя власти...

— Хватит меня в эти статьи лицом тыкать, я прекрасно знаю весь уголовный кодекс, — со злостью проговаривает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Она как котёнок, у которого лакомство забрали, и он обижается.

— В твоих же интересах самой всё рассказать, — спокойно говорю, меняя тактику.

— Да что рассказать? — дурочку включает.

— Какого хрена твой дом — это секретная штаб-квартира? — на автомате повышаю голос, уже теряя терпение.

— Моя квартира, что хочу, то и устраиваю здесь, — обижено фыркает и, скрестив руки на груди, откидывается на спинку дивана.

— Я знаю тебя неделю, но ты уже заработала себе несколько статей, не делай себе хуже, — мирным тоном обращаюсь к ней.

— Вы всё равно меня посадите, и всё это, — указывает на свои фотографии. — Изымете и в свой участок понесёте. Я знаю, как бывает, позовёте сюда экспертов, они всё осмотрят, меня виноватой во всём сделаете, и буду свои недолгие годы за решёткой проводить, — сказано это всё быстро, с обидой и злостью.

— А если пообещаю, что никого не позову, ничего тебе не предъявлю, а просто послушаю и уйду? — а вот этого я не планировал, просто в эти синие глаза напротив посмотрел, и фраза сама с губ слетела.

Нехорошо, ой, нехорошо, Белов.

— Поверю, только если в письменном виде и с вашей подписью, — моментально глаза загорелись.

— Давай, ты не будешь наглеть, — серьёзно смотрю на Комарову, а она губы обиженно надувает. — Я даю тебе слово, а я слово всегда держу.

— Ладно, — вздыхает. — Но знайте, я подготовилась к быстрому уничтожению всего, что у меня есть, — указательным пальцем перед моим лицом машет.

Не знаю, чем она думает.

— Учёл, — с серьёзным лицом киваю.

— В общем, так, — хлопает себя по коленям, встает на ноги, приближается к правой стене, и тычет пальчиком в одну из фотографий.

9. Глава 8 Союзник или противник?

Варя

Когда художника спрашивают о его картинах, он может часами описывать и с обожанием рассказывать, как он начал писать, чем вдохновился, и сколько радости ему приносит то, что в итоге получилось. Так же и я, увлеклась и рот не закрывается, оживлённо повествуя товарищу полицейскому, как я до этого докатилась.