Уходить. Мне надо уходить, пока светлый властелин не передумал. Только не бежать, а то будет выглядеть подозрительно.

Мне это снится. Наверняка мне это просто снится. С каждым шагом я надеюсь на пробуждение, а оно не наступает. Уцепившийся за плащ Жор волочётся за мной на пузе.

– Бежать надо, – шепчет он. – Вот теперь точно бежать надо!

Оборачиваюсь: светлый властелин, не мигая, смотрит мне вслед… Белая сияющая фигура кажется такой несокрушимой, такой…

Не убежать – вдруг понимаю я.

Только не от него, не от этого существа, по мановению руки которого земля может поглотить целую армию, река смыть город, а ураган – разметать снаряды и стрелы так, что ни один до него не долетит.

Светлый властелин склоняет голову набок.

Мне определённо это снится.

Снова развернувшись, продолжаю путь к выходу из города. Этот бред мне может только сниться, так что надо дойти до дома, лечь – и проснуться.

Жор по-прежнему катится по мостовой на пузе.

Сбоку кто-то судорожно вздыхает: Эльза и Мира смотрят на меня с ужасом, одинаково покусывают костяшки пальцев.

– Малышка… – выдавливает Мира.

– Во что ты ввязалась? – Эльза протягивает ко мне руку – и тут же отдёргивает, вжимается в толпу.

Светлый властелин продолжает следить за мной.

– Всё в порядке, – тихо уверяю я. – Это мне только снится.

К счастью, до самого выхода из города среди окружающих меня людей и тёмных нет Саиры с её подпевалами – их я бы просто не выдержала.

Едва ступаю за пределы города, болотные огоньки поднимаются из травы, окружают нас. Жор поднимается, что-то бормочет. Так с огоньками и не умолкающим Жором я иду до самой деревни ведьм, захожу в свой подновлённый дом.

Болотные огоньки повисают между пучками трав. А я забираюсь на печку, утыкаюсь лицом в пропахшую снадобьями подушку.

– Просыпайся, пора просыпаться.

– Ты серьёзно думаешь, это сон?! – взвизгивает Жор.

– Не мешай мне об этом мечтать! – огрызаюсь я и опять утыкаюсь в подушку. – Просыпайся, давай, просыпайся.

Требование немедленно проснуться ничуть не мешает уснуть.

 

***

 

Дворец проконсула восьмой провинции Агерума столь же симметричен и бел, как его столица. И в точности повторяет дворцы ещё семи проконсулов очередного озарённого Светом мира.

Большие, с ровными колоннами, идеально ровными вертикальными и горизонтальными линиями строгого убранства залы освещены кипенно-белыми огнями.

Вернувшийся домой Октавиан проходит половину центрального холла и останавливается. Запрокидывает голову, но не смотрит на гладкий белый потолок: его глаза прикрыты.

Мгновение спустя тишину дворца нарушает тихий напев. Площадная мелодия, даже такая слабая, жутко неуместна в этом царстве симметрии и здравого смысла, но это не мешает Октавиану её напевать.

Напевать всё громче и громче, и вот он протягивает руки, будто касаясь невидимой женской фигуры, делает первый оборот, а за ним ещё и ещё, под шелест одежды двигаясь в танце, и широкие рукава раздуваются, плащ скользит по белоснежным плитам пола.

Душераздирающий вопль заглушает мелодию. Октавиан застывает.

Оборачивается к источнику звука.

На лестничной площадке сидит круглый толстенький суслик и с ужасом смотрит на него:

– Хозяин, ты что творишь? А-а-а! – серый суслик впивается в шерсть на голове. – Жениться на ведьме? А-а?! Она что, жить здесь будет? Прямо в нашем доме жить будет?

– Разумеется. Жена должна проживать с мужем, – Октавиан наконец опускает руки и прячет кисти в длинные рукава. – Бука, отправляйся в деревню ведьм и охраняй её.

– Я?! – отчаянно вопит суслик. – Почему я? Я что, крайний?