– Я?! – от негодования щёки пылают. – Это ты мне не останавливаясь зудел: сделай предложение, да сделай предложение, как увидишь свободного мужчину – сразу делай предложение. Именно это я и сделала – то, что ты просил.

– Но я не думал, что ты сделаешь предложение Ему!

Не знаю, что ответить. Просто сползаю по двери. Гул хвалебных од брачным товарам не утихает.

– Чулки тончайшие!

– Сорочка кружевная для первой брачной ночи!

У меня дёргается глаз.

Болотные огоньки под потолком, ощутив мою тревогу, начинают носиться вокруг пучков трав, и от пляски блеклых теней становится совсем тошно.

– Я не могу вечно здесь сидеть, – обречённо признаю я.

– Но не выходить же за светлого властелина, – Жор опять округляет глаза.

– И то верно… Но я не могу отказаться. Я же сама предложила, это всё равно, что «да» в мэрии сказала. Может отказаться только сам светлый властелин.

– Значит, надо сделать так, чтобы он отказался. Сам.

Мы с Жором смотрим друг другу в глаза.

– Но он же согласился… – тяну я. – И он понимает, кто я. Что может его отвадить?

– Только осознание, что ты – совершенно неподходящая для него пара.

– Думаешь, он не понимает? – с сомнением произношу я и потираю глаза. На ладонях остаются чёрные следы подводки… – Я же тёмная, что для него может быть хуже?

– Обрядят тебя в белое, и от обычного человека не отличишь.

Мысль пронзает меня, взволновав до бешеного стука сердца.

– Ты прав! – поднявшись, стискиваю ручку двери. – Ты прав.

– Что? – теряется Жор и, пытаясь выбраться из кадки, кувырком сваливается на пол. – Что ты сказала? Я прав? Ты впервые признала мою правоту!

– Конечно, ты же видел все эти принесённые товары: они белые, полностью белые. Светлый властелин просто хочет переделать меня, как старую столицу: снести и построить новую идеальную белую «Окту». Возможно, он думает, что я согласна на это, раз сама попросилась в жёны, но я не собираюсь переделываться. Я ведьма и останусь такой до конца. Если он поймёт это, вряд ему захочется держать рядом нечто столь гадкое, что каждый день одним своим видом будет напоминать о тёмных, а ведь светлые тёмных ненавидят, иначе бы нас так не притесняли.

– Всё, конечно, хорошо, – Жор поднимается. – Кроме одного: никакая ты не гадкая.

– Мы это исправим, – уверяю я. – Я стану гадкой, ужасной ведьмой, которую ни один светлый властелин видеть рядом с собой не захочет.

Наконец открываю дверь.

Торговцы настороженно смотрят на меня, ожидая вердикта, готовясь оспорить мой выбор, если падёт не на них. Презрительно морщусь на их товары и заявляю:

– Мне нужно всё чёрное.

Становится слышно, как вдали на опушке чирикают птички.

– Ч-что? – бледнеет усач с кружевами.

– Я ведьма, мне нужно чёрное платье, чёрный головной убор, чёрные украшения, чёрные туфли и чёрное нижнее бельё.

Искренне надеюсь, что последнее никто, кроме торговцев и Жора, не увидит.

Если светлый властелин думает получить белую чистую жёнушку – пусть сразу откупается, я согласна взять плату хоть булкой, хоть медяшкой. Я и без выкупа готова его отпустить, только бы отказался.

Из соседнего дома выглядывает Мира. Бледная, с покрасневшими глазами, она порывается шагнуть ко мне, но, посмотрев на крышу моего дома, бледнеет сильнее и, отпрянув внутрь, захлопывает дверь.

Странно… что её так встревожило?

Выхожу на крыльцо, и торговцы расступаются. Приложив ладонь ко лбу, пытаюсь разглядеть против солнца крышу. Кажется, там никого нет.

Что ещё удивительнее – Саиры с её подружками тоже не видно. Окна её двухэтажного дома черны. Неужели ещё не вернулась с сонмом своих болотных огоньков? Или ей настолько претит мой сомнительный успех, что она решила вовсе не показываться?