— Чёрт, — говорит сдавленно, но глаза не прячет. Смотрит на меня, хмурится, а вокруг припухших губ розоватая кромка.

Раздаётся звук гонга, оповещающий о начале официальной части. Свет меркнет, гости торопятся занять свои места, а я утягиваю Тину за собой. В полумраке так просто творить всё, что душе угодно, и не быть узнанным.

— Вот там наш столик, — говорю Тине, намеренно задевая её ухо губами.

— Кирилл, прекрати, — произносит почти возмущённо, но что-то подсказывает: как бы она не сопротивлялась, ей нравится целоваться со мной. Даже если сама этого не понимает. Вероятно, всему виной сбитое дыхание и хриплые нотки в голосе.

— Хочешь уйти?

Тина вскидывает взгляд, смотрит на меня недоверчиво, как на психа, а я плюю на все условности и вечер этот чёртов.

— Давай, любимая. Сбежим, а? Тебе же не нравится тут.

Тина качает головой, и в полумраке её лицо кажется призрачным.

— Кирилл, нет, я останусь. И ты оставайся. Это часть игры.

— К чёрту эту сраную игру, — говорю зло, и челюсти сводит от подступающей ярости.

— Но ты сам принял её условия.

Красивая какая… невозможная, упёртая, упрямая. Полный набор качеств, которые я не выношу в женщинах, которые всегда избегал сознательно, но Тина…

— Как принял, так и изменю её правила. Поехали.

Сейчас во мне больше ста килограмм чистой решимости и напора, и с этим сложно бороться хмурой Тине.

— Поехали, нам ещё в путешествие собираться, — говорю, толкая входную дверь.

— Но Кирилл! — ещё пытается спорить Тина, но она так быстро переступает ногами, её каблуки так оглушительно цокают по паркету, что не остаётся сомнений: она оставаться в ресторане хочет ещё меньше моего.

— Поехали, — повторяю и буквально заталкиваю Тину на заднее сиденье.

7. 7. Кирилл

Оказавшись в машине, я нажимаю кнопку на дверце, и специально спроектированная перегородка медленно опускается, отсекая нас от водителя. Это очень удобно, когда нужно обсудить что-то, не предназначенное для чужих ушей.

Тина подаётся вперёд, касается стекла пальцами, стучит костяшками и удивлённо головой качает.

— Вот это да… даже мой отец не такой параноик.

— Безопасность превыше всего, — повторяю излюбленную фразу, ставшую девизом по жизни. — Конфиденциальность моих разговоров ещё важнее.

— Ты никому не доверяешь?

— Практически, — пожимаю плечами. — Разве что брату. Но тоже не так чтобы очень. Он ещё слишком молодой, потому пока что на подхвате.

— Значит, и ему не доверяешь, — выносит вердикт, и я в чём-то склонен с ней согласиться.

— Скорее опасаюсь, что дерьма наворотит, а я потом его не вытащу.

— Надо же, — удивляется. — Кирилл Раевский, не только зверь и преступник, но ещё и заботливый брат.

— Я просто сын своего отца, — постукиваю пальцами по подлокотнику. Скажем, мой отец — не самая любимая тема для разговора. Не самая приятная.

— Это что-то объясняет?

— В моём случае почти всё. Мне пришлось научиться показывать зубы, иначе папочка сломал мне позвоночник и даже не чихнул. У него был свой кодекс чести и свои понятия о том, какими качествами должен обладать его наследник.

— Ты же мог, я не знаю, уйти в сторону. Уехать. Не быть таким.

— Наверное, мог. Но отец очень рано начал вбивать мне в голову определённые… постулаты, скажем так. До того, как я начал хоть что-то соображать.

— Ты не шутишь, — говорит удивлённо, а я развожу руками.

— И не оправдываюсь. Поверь, мне нет смысла строить из себя радужного принца, в биографии которого ни одного тёмного пятна. А ещё во всём этом мало поводов для шуток. Олег Раевский все вопросы решал радикально. Хорошо, что ты не была с ним знакома.