— Веришь? Не знаю. Вроде с миром пришёл, но… Кир, какие у тебя с ним тёрки?

— Никаких вообще. Мы даже не пересекаемся, — нагло вру, но это не заботы моего брата, его это не касается.

Это только наши с Архиповым проблемы, брата я сюда впутывать не буду.

— Кир, что ты молчишь? — отвлекает Захар, и я обещаю скоро быть.

Дождь за окном припускает с новой силой, грозясь превратиться в локальный Апокалипсис, водитель выходит из машины и над его головой раскрывается огромный зонт. Чёрная ткань натягивается от очередного подрыва ветра, спицы гнутся, а я распахиваю дверцу и едва по колено не проваливаюсь в лужу. Чёртов город, промозглый и сырой — в такие дни я действительно его ненавижу.

— Да-да, вот сюда, Кирилл Олегович, не испачкайтесь. Погода сегодня, конечно… все хляби небесные на нашу голову.

— Илья, отгони машину в гараж и можешь быть свободен. Обратно с Захаром поедем.

На мгновение на суровом лице Ильи, который, кажется, совсем не умеет улыбаться, мелькает облегчение.

— Ты так долго работаешь на меня, — говорю и стираю с плеча Ильи невидимые пылинки.

— Я вас ещё в школу возил, — едва заметно выпячивает грудь, а вокруг глаз появляются морщинки. — Озорной вы шкет были, Кирилл Олегович. Сейчас уже совсем взрослый мужчина.

— Скучаешь по моему старику? — спрашиваю, хотя и так знаю — мой отец много значил для Ильи.

С тех времён, когда папа подобрал его ещё мальчишкой, голодным оборванцем, срезающим кошельки у беспечных зевак на центральном рынке.

— Олег Борисович был прекрасным человеком, — с лёгкой грустью говорит Илья, и конец фразы тонет в раскате грома.

— Прекрасным да, — киваю и, обернувшись, смотрю на молнию, прошивающую небо. — Когда горло никому не резал.

О методах моего отца вести бизнес лучше вслух не вспоминать, чтобы не пугать особо трепетных.

— Давайте не будем говорить о плохом, — хмурится Илья. — Пусть все грехи останутся на совести покойника.

— Твоя правда.

Я вхожу в дверь клуба, отдаю гардеробщику пальто и спускаюсь по лестнице, где уже во всю кипит игра за одним из столов.

Покер — отдушина и одна из немногих радостей, доступных мне.

— Сегодня не очень людно, — замечаю, завидев брата. Захар с кислой миной болтает на дне бокала виски и хмуро смотрит на меня исподлобья.

— Ты от меня что-то скрываешь, — заявляет, и взгляд его тяжелеет.

— Архипов где?

— В сигарной комнате, — взмахивая рукой в сторону тяжёлой деревянной двери, украшенной вензелями.

Иду туда, но Захар хватает меня за плечо и разворачивает к себе.

Только ему я могу такое спустить, и он это знает. И нагло пользуется.

— Слушай, старший, — шипит, озираясь по сторонам. — Я не знаю, что у тебя за тёрки с этим типом, но мне он не нравится. От него кровью пахнет.

— А то от нас не пахнет.

— Кир, это другое, — цокает языком и морщит нос. — Мы не начинали в девяностых и в жопу никому паяльник не вставляли. Архипов… он же бо́льшую часть жизни небо только по расписанию видел, и оно у него было в клеточку.

— Захар, — тяжело вздыхаю и отрываю руку брата от своего пиджака. — Ты как маленький. Забыл, что из себя представлял наш отец?

Захар выглядит так, словно его башкой в бочку с ледяной водой окунули.

— Отец был другим, — бычится, а я обхватываю рукой его шею и упираюсь лбом в его. — Другим, Кир!

— Да-да, младший. Наш отец был другим.

Я снова вру, нагло и безбожно, но Захар слишком молод и не хочет знать правду. Отец умер, когда Захару только исполнилось двенадцать, он многого не видел и не знал. В его памяти отец остался ярким божеством. Идеалом, и разочаровываться в нём брат попросту не хочет.