Это все Матвей! Матвей и его идеальный пресс!

— Ой, малыш, а что это? — мама подходит сзади и заглядывает мне через плечо, смотрит на мое «творение». — Передержала?

— Ага.

— И о чем ты так задумалась, Мия, что про все забыла? — ругается она и забирает у меня противень. — Давай пирог делай. Это в крошку перемелем вечером и птицам в кормушки засыплем.

— Хорошо, — соглашаюсь и берусь за пирог. Только и он не выходит, потому что думаю я не о выпечке.

Мот!

Почему он и его тело меня начинают раздражать?!

— Пирог такой твердый, — трогает мама выпечку.

Твердый, как пресс Матвея, — хочу добавить, но прикусываю язык.

Да что со мной?! Опять мысли о нем!

Мот, гад, вылезай из моей головы! Это уже не смешно!

— Извини, мам, — оборачиваюсь к ней виновато и прошу прощения. — Не вышло.

— Ты сегодня что-то не настроена на готовку, — выносит она вердикт, с которым я полностью согласна.

— Наверное, да.

— Иди переодевайся к ужину, — бросает, отправляя меня подальше от кухни. — Я сейчас Гавра пошлю в кондитерскую. Возьмет какой-нибудь из того, что есть. Пойди отдохни немного. Помедитируй, чтобы поймать релакс и спокойствие. Очистить мысли от лишнего. Не переживай из-за ссоры с папой, детка. Все будет хорошо, — сводит мои два провала к иной причине.

— Прости…

— Нормально все, — хмыкает. — У всех бывают неудачные дни.

Матвей

Моя поездка к Сарчевски сразу была оговорена и отмечена в нашем плане по завоеванию свободы Мии. Делается это исключительно для того, чтобы показать отцу моей новой помощницы, что я со всем согласен. Моя роль секундная. И я бы мог вообще не ехать, потому что знаю маму. Она разрулит все сама.

Но пропустить этот визит не могу. Мамины дебаты и споры с Сарчевски — отдельный вид искусства и наслаждения.

Да, и Гавра в клуб затащить хочу. Уже третий день отказывается. Ломается как девчонка. Даже платье ему везу, если вдруг заявит, что ему… ей надеть нечего.

— Дружище, — приветствую Гавра, и мы с ним отходим в сторону, пока наши родители обмениваются любезностями.

Они чуть ли не целуются в десна. Это пока. Пока не начнется то, ради чего мы приехали.

— Ты откуда? — оглядываю его наряженного и с тортом в руках.

— В магазин ездил, — приподнимает коробку с выпечкой. — Мия два торта испортила. Представляешь? Целых два! Что-то с ней не так. Волнуется, наверное, из-за работы и ссоры с папой.

— Как это?

— А я знаю? — пожимает плечами и еще дальше от взрослого поколения меня уводит. — Я что хотел, Матвей. Мия сказала, у тебя теперь работать будет.

— Ну да, — киваю, не зная, на чьей он стороне.

Обычно он всегда за мелкую. Считает, что раз младшая и девчонка, то он, как старший брат, обязан ее оберегать ото всех. Шалости ее поддерживает, аргументируя это тем, что все дурные были и это важная составляющая взрослого, адекватного и живого человека.

— Ты это, в общем, с ней понежнее, — просит он.

— Она сказала, что будет пахать как лошадь, — рассказываю ему со смешком.

— Она не видела, как пашет лошадь, Мот. Мия — любимая папина принцесса. Единственная, обожаемая и неповторимая дочь. Мы с братом для отца так… дети обычные, а она чуть ли не богиня! Ей кланяться надо и пяточки целовать.

— Не драматизируй.

— Не драматизируй? — восклицает он и прыскает от смеха. — А ничего, что в детстве у Мии было три няни? Знаешь, зачем так много? Мия любила кидать игрушки с балкона третьего этажа. Одна няня стояла с ней на балконе. Вторая приносила игрушку. А третья заменяла вторую, пока та к Мие бежала. Девчонке готовили по три блюда на выбор, и она решала, которое предпочесть. Могла вообще все три забраковать. Мы же с братом ели то, что приготовили, или то, что Мия не выбрала.