- Ты меня с кем то путаешь. –прошептпла, едва борясь с головокружением.

- А вот это мы сейчас и проверим.

 Сильные руки потянули с меня одеяло.

 - Я не помню лица той наглой динамы, но хорошо запомнил, что чувствовал, когда...

Я пропадаю, черт возьми. Какие деньги? О чем я? Надо уносить ноги. Беги, Форест, беги.

- Воды. Я хочу воды,- простонала, не очень надеясь быть услышанной.

- Газированной с лимоном? – хмыкнул мучитель.- Я принесу десятилитровую баклагу сюда, мать твою. Цисцерну пригоню под окна этой чухонской богадельни.

Вскочила с кровати, едва за Корфом закрылась дверь, содрала с одеяла пододеяльник и закуталась в него словно в тогу. Туфли стояли у кровати, слава богу, вата из них правда исчезла. Да и пофигу. Все не босиком. Мне теперь нельзя простужаться.

. Через дверь нельзя. Метнулась к окну. На столике заметила пачку денег, перетянутых резинкой, и на бумажке сунутой между купюр было написано «для ушастой». Это он мне подготовил, гад, еще и поглумился. Хотел заплатить мне как проститутке. Воспользоваться и только тогда отдать тугрики. Задохнулась от ярости. Гад, Проклятые доллары сунула за узел пододеяльника на груди. Лишними не будут. Маленькие дети требуют больших затрат. Да, я решила. Мой ребенок родится. Будет только мой, и ничей больше.

Второй этаж. Сорвала с кровати простыню, привязала ее к ножке стола, ухватилась за край ткани и перевалилась через подоконник. Дай бог никто не увидит меня в таком виде. Хотя после "платьюшка" Гора мне ничего уже не страшно. Но шведы пока не готовы к таким потрясениям, я думаю. Вид полуголой чебурашки в шлепающих туфлях - это тот еще треш, я вам скажу

9. Глава 8

Вадим

Ушастая девка снова оставила меня с носом. Она с ушами, я с хоботом до колен. Абсурдность такой ситуации зашкаливает. Но самое страшное в этой ситуации, что на ней свет почему – то сошелся клином. И я стою, как глупый ослик с графином чертовой воды, в которой плавают тонкие дольки лимона. И с трудом сдерживаю рвущийся наружу вопль ярости и разочарования, рассматривая вьющуюся за окном, словно флаг сдающегося, белую простыню. В этот раз снова проиграл я, и меня это жутко бесит. Я лопух. Оставил на столе деньги. Полный лошара.

- Вадим, - позвал от двери Гриня.

- Нашли?

Вероятно взгляд у меня сейчас был, как у Петра первого – выпученные безумные глаза – это страшно. Я проверял.

- Вот.

 Я уставился на руку моего зама, пытаясь осознать, что сует мне этот придурок. Явно не ушастую воровку, которая  украла у меня спокойствие и сон. Чертов графин, я так и держу его в руках, хотя давно мечтаю запустить им в стену, или в голову придурка Гриши, держащего двумя пальцами туфельку моей золушки, мать ее за ногу.

- Только это нашли. Девка как сквозь землю провалилась. Деньги стырила? А я предупреждал...

 О да, она это умеет. Ушастая фальшивая Лорейн испаряется в пространстве. Словно песок сквозь пальцы утекает.

- Рот закрой,- поморщился я, рассматривая уродливую серебристую балетку на картонной подметке, оформленную в виде мышиной морды, на которой золотом было вытеснено имя модельера, как я понял. Жорж Пикси, ну надо же. Даже не слышал о подобном мастере. – Пробей мне имя этого говнодела,- показал на расплывающуюся надпись.

- Вадим, Свенсон в ярости, у нас жопы горят, а ты предлагаешь мне искать девку, укравшую у тебя три копейки? Что с тобой происходит?

- Ты меня услышал? – спросил я спокойно? – Завтра.

Мне плевать было на шумящий вдалеке идиотский прием. И сделка века отошла на задний план. Только гребаная девка бередила сознание. Сделал огромный глоток воды прямо из хрустального графина. Редкая гадость. И лимон. Никогда не видел, чтобы девочки эту кислятину любили. А малышка даже нос не сморщила, когда его поедала. Нет, она его пожирала, и я даже позавидовал проклятому цитрусу. Боже. О чем я думаю. Вспоминаю вишневые губки, обхватившие лимонную дольку, и зажмуренные от удовольствия глаза, и волосы цвета вареной сгущенки. И брюки уже трещат по швам. Как мало мне оказывается нужно.