Вышло жидко.

- Тоже мне, жидкий терминатор, бляха муха, у тебя и с памятью оказывается не апгемахт,- хохотнул Корф, появляясь в моей зоне видимости.- Ваши ягодичные мышцы все еще в опасности, док.

-Я думаю, что ...

- Хочу воды,- вякнула я,- с газом и лимоном. Быстро.

- Это ты мне сейчас сказала? – приподнял бровь красавчик. О да, он красив как бог. Только красота эта какая – то звериная, и запах я чувствую даже на расстоянии. Это запах порока, вседозволенности и богатства. И меня это жутко заводит, и бесит.- О детка, когда ты командуешь, я весь трепещу. И знаешь, что у меня поджимается от предвкушения?

- Твое раздутое эго, надеюсь,- скривила я губы.

С трудом дождалась, когда за Корфом закроется дверь и уставилась на врача, с интересом меня рассматривающего.

- Не надо делать моих анализов,- прошипела угрожающе. У дедка дернулась щека, явно подумал, что мы с Вадюшей друг друга стоим.- Я вас засужу, если вы раскроете подробности моего здоровья этому обормоту. Ясно выражаюсь?

- Детынька, вам нельзя нейвничать,- проблеял эскулап. – Я вообще – то по специализации акушей – гинекоёг, уже очень много лет. Съязу понял, что вы в поёжении. Есть признаки, которые я научийся видеть за столько лет пъяктики. Но знаете, еще больше нейвничать нельзя вашему дъюгу. Он когда напъягается, все вокъюг не могут яссъябиться. А дети это пъекъясно, я вас позздъявяю. Но думаю папаша тоже должен быть в куйсе вашего интеесного положения.

- Он не отец,- на голубом глазу соврала я. – И ребенка не будет.

Или будет? Я абсолютная эгоистка, но что – то именно в этот момент в моей груди дрогнуло. Словно кто – то крохотный, задел тонкую струнку в душе. И этот посторонний картавый дядька с бородкой клинышком, глядящий на меня прищуренными добро – мудрыми глазами, похожий на Айболита из сказки, радостно улыбнулся, словно именно сейчас решилась судьба  целого человечества.

И если бы не Корф, похожий на медведя – шатуна, вернувшийся в чужую комнату, в которой я лежала на кровати, голая, как пупс, я бы может успела додумать, и дать волю набежавшим слезам. А теперь боялась дышать, чтобы задержать в себе предательскую влагу.

- Все будет пъекъясно,- сказал врач, заполняя какие – то бумаги. – Я выпишу витамины, железо и рыбй жий. Без него никак. И все же посетите вашего въяча. Он даст рекоммендации. А мне поя.

- Эй, Пилюлькин. Что с моей дамой? – сунув мне в руки запотевший стакан навис над сухоньким дядькой Корф. Черт, он же огромный. Как я ваообще с ним...? Ооооо.

- Я не твоя,- вяло протестовала я.- Заруби себе это наконец – то на носу. Говорят у громил мозг маленький. Я раньше не верила.

- Зато у громил другое большое,- склонившись ко мне зашептал несносный бесстыдник. Доктор хрюкнул, и подхватив чемодан смылся, и я наконец выдохнула. Корф не вытрясет из него моего диагноза. Но Вадим даже не заметил этого, увлеченный своей жертвой – мной, съежившейся под одеялом. Внизу живота у меня рос огромный огненный ком, а в едва зародившаяся уверенность в том, что ребенок должен жить вдруг укрепилась в моем сознании. – Пей воду, детка. Она с лимоном.

- Я хочу получить  мои деньги,- вякнула я. Корф втянул носом воздух, и зрачки в его глазах превратились в точки.

- Прямо сейчас?

- Да, я тебе не доверяю.

- Даже так? - хмыкнул мерзавец. Его рука вцепилась в мой затылок, и я забыла, как дышать. Просто вдохнула, а выдохнуть не смогла. И в глазах снова полетели мухи. – Ты так и не сказала, как тебя зовут. Имя, быстро. Только не заколачивай мне снова баки, что тебя зовут Лорейн. Я перетряхнул этот чертов город, и знаешь, в нем всего три Лорейн. Одна шлюха с вокзала, другой почти сто лет, а третий  - транс. И Лорейн его сценический псевдоним, мать его. Он строил мне глазки, а мечтал, что найду тебя и выдеру, как сидорову козу.