– Прости, – всхлипнула я, всеми силами стараясь не реветь. – Не хотела тебя разбудить. Все нормально, иди.

Я махнула. Жест получился вялым. Меня начала бить мелкая дрожь, глаза пекло, дыхание вырывалось со всхлипами. Я пыталась всеми силами остановить истерику, но не смогла.

Спрятав лицо в колени, я завыла. Было страшно снова спать. Жутко думать. Что делать дальше? Накрывала паника. А вдруг рассвет не настанет?

Большая теплая ладонь легла мне на голову. Вместо того, чтобы успокоиться, я продолжила выть на одной ноте. Меня затрясло сильнее, плечи ходили ходуном. Было непонятно, то ли вдохнуть надо, то ли выдохнуть. Грудную клетку разрывало, а меня гладили по голове. А-а-а-а-а-а-а. Я задыхалась, ужас рвался из меня наружу.

Когда я немного успокоилась и подняла лицо, мне улыбнулись. Не призывно или соблазнительно. Нет. Просто слегка сочувствующе. Меня снова затрясло, я снова заревела. Чуть менее страшно, без завываний и, наконец, со слезами.  Просто от страха, от долгого дня, от потери и неопределенности. Меня гладили по голове.

Я даже не поняла, в какой момент оказалась сидящей рядом с мужчиной. Одной рукой он обнимал меня, а второй гладил по голове. Сложив ладони на коленках, я ревела навзрыд, как в детстве, в три ручья, овершенно некультурно вытирая сопли кулаком.

Слезы закончились. Крекер протянул мне стакан с водой. Всхлипывая, половину воды я расплескала. Он еще раз погладил по голове и немного отстранился.

– Спасибо, – гнусаво произнесла я. – Прости за истерику.

Текер встал и вышел. Ну вот, залила хозяина слезами. Я тяжело вздохнула и полезла под одеяло. Крекер вернулся, протянул мне влажное полотенце и салфетки. Протерев лицо, я успокоилась и, едва голова коснулась подушки, уснула. Слава богу, без сновидений.

Текер

Текер стоял перед свежевыбеленным общим домом – семейным. Он в нем прожил часть жизни, небольшую по сравнению с пребыванием в интернате. Но все же именно это место он считал своим домом.

Слегка слезился левый глаз, и ныл шрам, предупреждая о надвигающейся буре. Шрам всегда знал, когда тьма и дождь обрушатся на этот мир. Слишком много лет Текер жил с этим ощущением, чтобы спутать его с чем-то другим. И действительно, через несколько минут солнце было погребено под плотными тучами, взвыл ветер, и набегающие ласковые волны стали враждебными и потащили за собой пену с водорослями. Запахло озоном.

Даже природа решила высказать свой протест, ведь завтра жизнь превратится в ад. С одной стороны, для него это – последний шанс, последняя возможность не уйти в пустоту. Но вот с другой стороны…

Он вздохнул и зашел в общий дом. Мать как истинная турчанка застелила каждый сантиметр жилища коврами. Если бы достала, то и к потолку прибила несколько штук. Благо, у нее хватило ума не трогать комнаты сыновей. Ни одного из них. Пройдя по коридору, Текер остановился у коричневой двери, которая не открывалась уже много лет. Постоял так пару минут и вошел в соседнее помещение. Минимализм.

«Вообще ничего тут нет», – фыркала мать, когда заходила в гости.

Вполне возможно, она и права. Но кровать, шкаф, стол, стул, белые стены, огромное окно и маленький белый коврик у кровати – это абсолютно все, что необходимо. Работать в спальне, как делает Касым, или разместить музыкальные инструменты, как делал Али, абсолютно не хотелось. А хотелось сидеть около окна и встречать восход. Смотреть, как комната наполняется светом. Ведь тьмы в нашей жизни слишком много. Уж кому-кому, а ему это было известно особенно хорошо.