На мой взгляд, мода тупая. Мутант себе пищу всегда найдет, а вот аномалии, разрастаясь от хорошей кормежки, имеют свойство размножаться делением, как амебы. При таких раскладах скоро из-за аномалий по Зоне совсем не пройти будет, ибо убивают в ней люди друг друга каждый день, и порой помногу…

Выдвинулись мы из бара – и Бесконечный уверенно направился прямиком на север. Поплыл над Зоной, сам похожий то ли на летающего мутанта, то ли на призрак какой-то…

Я не спорил. Хочется ему идти головным – пусть идет. Первым в Зоне всегда почет и уважение, ибо, если что, в невидимую аномалию они первыми и влезают, давая идущим за ними лишний шанс на выживание. Это «отмычек» либо уговорами, либо пинками вперед загоняют. А если человек сам вызвался, как такого смелого не уважать?

Правда, смелость дело хорошее, конечно, но с дурью ее путать не надо.

– Слышь, Бес, – сказал я. – А ты уверен, что правильно идешь?

– А что такое? – бросил Бесконечный через плечо, продолжая плыть вперед.

– Так через километр примерно будет село Рудня-Вересня. А там недавно псионики роту спецназа положили. Точнее, спецы сами друг дружку расстреляли, когда молодые псио решили в солдатиков поиграть. Правда, говорят, спецам тоже удалось их на ноль помножить[10]. Но село это народ все равно стороной обходит.

– Нет там сейчас никого, – отозвался Бесконечный. – Ушли оттуда взрослые псионики после той стычки. И детей своих убитых похоронили по обычаю их племени.

– По обычаю – это как? – поинтересовался Циркач.

– Съели, – равнодушно произнес бармен. – Так себе похороны, конечно, с нашей человеческой точки зрения, но с их, мутантовой, смысл есть: псио, сожравший мозг, сердце и печень другого псио, становится заметно сильнее в ментальном плане. Ненадолго, правда, но тем не менее. А порой они вообще друг друга как удавы целиком заглатывают – брюхо позволяет. Сначала оно растягивается, а потом сжимается, прессуя и ломая кости проглоченных трупов.

– Ужас какой, – поморщился Циркач.

Я усмехнулся.

– Привыкай, парень. Здесь, в Зоне, еще не такое и услышишь, и увидишь, и на своей шкуре прочувствуешь.

…Село Рудня-Вересня ничем особенно не отличалось от других давно заброшенных населенных пунктов Зоны. Одноэтажные хаты, покосившиеся от времени, с разбитыми окнами и прохудившимися крышами. Одни из них сохранились более-менее, другие успели за годы после Чернобыльской аварии развалиться почти полностью…

Однако на всех строениях, что относительно целых, что тех, от которых остались лишь груды почерневших бревен, были хорошо видны отметины от пуль…

Стреляли здесь много, увлеченно и относительно недавно, так как края пулевых отверстий были ровными, свежими, не успевшими покрыться мхом и плесенью. По ходу, не врала «Энциклопедия Зоны» – не много дней прошло с тех пор, как тут спецназовцы, попавшие в ментальный плен к псионикам, азартно мочили друг друга.

Интуитивно не нравилось мне это место. Как только мы пересекли околицу села́, моя сталкерская чуйка прям зазвенела, пронзив позвоночник холодом и противной мелкой дрожью – словно у меня в спине невидимый музыкант дернул какую-то чувствительную струну, натянутую от затылка до копчика. И в ответ на эту омерзительную мелодию забилась мысль под черепной коробкой: не надо туда ходить!