– Куда ушел?

– Куда-то, – легкомысленно ответил веселый блондин и показал пластмассовой акуле язык, как мальчишка.

– Ты ржешь там, что ли?

– Точно так. С тоскливой рожей на курорте буду выглядеть странно.

– Насчет тоскливых рож, – голос в трубке оживился, – как там чужие ребятки? Рыдают?

– И локти кусают, я думаю.

Теперь уже собеседник блондина хохотнул, но тут же построжал и велел:

– Ищи его. Сам знаешь, чужие тоже кинутся, ты должен их опередить.

В то же время в противоположном конце зала, где у ряда кресел с видом на дверь дамского туалета стоял брюнет, происходил похожий телефонный разговор.

– Он ушел, – с мученическим видом глядя на очередь в ватерклозет, сказал в трубку брюнет.

– Как ушел?

– Воспользовался общей неразберихой. Какая-то русская бабка устроила шумный скандал и привлекла к себе все внимание.

– Русская?! И ты думаешь, это случайность? Узнай, кто такая.

– Вроде туристка.

– Народная артистка! – Голос в трубке рассвирепел. – Это ж какое представление надо было устроить, чтобы отвлечь конвой! Ищите их!

– Кого? – хмурый брюнет тупил.

– Его! И ее! Чует моя душа, найдете бабку – найдете и дедку, и репку. Все, пошел, работайте, ротозеи!

– Сплошная эклектика! – радовалась мамуля, с удовольствием запивая бескофеиновым латте на безлактозном молоке брутальный доннер с говядиной и острым перцем.

Широко известная в мире сетевая кофейня, на горе хипстерам покинувшая российский рынок пару лет назад, на ближайшем к нам проспекте соседствовала с аутентичной турецкой харчевней. Мы устроились на мягких полосатых диванах за низким столом, с обновленным интересом воспринимая действительность, данную нам в ощущениях.

На глаз Анталья мало отличалась от Анапы, на слух разница не улавливалась вообще.

Со всех сторон звучала русская речь, что, по идее, должно было успокоить бабулю: она не любит выезжать за границу, потому что ностальгия ее накрывает раньше, чем отпускает джетлаг.

Рассаживаясь за столом, мы специально позаботились, чтобы нашей старушке открылся умиротворяющий вид на вереницу скульптурных матрешек в центре площади, но она все равно оставалась мрачна.

Наконец мамуля не выдержала и прямо спросила:

– В чем дело, мама? Что за вид – как на похоронах любимой бабушки?

Про бабушку она, конечно, зря сказала, это прозвучало бестактно. Я подпихнула неделикатную родительницу ногой под столом и слегка переформатировала вопрос:

– Ба, что случилось? Почему ты так печальна?

– Я бесконечно виновата, – пожевав губами, неохотно призналась бабуля.

– Бесконечно – это как долго, уточни срок? – резонно потребовала мамуля и призывно помахала юноше-официанту.

Среди ее персонажей полно реальных аксакалов – разных там пятисотлетних вампиров с большим списком преступлений без всякого срока давности.

Официант подскочил, уверенно опознал в аппетитной выпечке на картинке в меню, куда азартно потыкала мамуля, нечто с волшебным названием «Тавук Гогсу» и унесся, чтобы принести заказанное.

– Тавук Гогсу, вы уверены? – эрудированная зануда Трошкина испортила мамуле радость предвкушения. – Это же такая куриная грудка.

– Не может быть, написано, что это десерт! – не поверила мамуля.

– Да, но знаете, как его готовят? Сначала курицу варят и мелко режут на волокна, потом снова кипятят с водой, сахаром, молоком и рисом, а при подаче посыпают корицей.

– Какой ужас! – шокировалась мамуля.

Это оказалось очень кстати – сошло за правильную реакцию на первую фразу бабулиного трагического монолога:

– Целых пятьдесят лет я винила его напрасно!

– Кого? – спросила Трошкина.