Я хочу вычеркнуть Ярослава из жизни. Вырвать из сердца. Стереть из памяти. Не могу ни видеть его, ни слышать о нем хоть что-то. Ни обрывка фразы, ни половины слова!

Мне больше нечего выяснять, не в чем копаться. Сегодня прямо перед моими глазами предстало безоговорочное подтверждение всем созревшим внутри сомнениям... во всей красе, на моей кухне, в футболке моего любимого.

Наши дороги с ним впредь никогда не должны пересечься.

Растратив на эмоции остатки энергии, выжатая, как лимон, я вхожу в холл особняка. Бросаю сумку на пол. Разувшись, бреду в гостиную. Я не думала, что во мне осталась еще хоть капля жидкости... Но в родных стенах слезы вновь начинают катиться по моим щекам.

Опускаюсь на диван. Закрываю лицо ладонями. Горечь и разочарование рвутся наружу.

— Нелли, милая! — слышу взволнованный возглас мамы и ее торопливые шаги.

Убираю от глаз руки.

— Все кончено, мам. Все кончено, — повторяю, громко всхлипывая.

Мама садится рядом, обхватывает руками мои плечи.

— Да что же это такое?! Что еще случилось? — в ее голосе дрожит отчаяние.

Беззвучно шевелю губами. Слова застревают в горле. Не могу заставить себя сказать вслух о предательстве Ярослава.

Мама сокрушенно цокает. Сильнее прижимает к себе.

— Как же мне это не нравится! Ты уже вся извелась! Три дня слезы льешь. Между собой нельзя допускать таких скандалов! — с нетерпеливой строгостью приговаривает она.

— Не переживай, больше не будет скандалов. Ничего больше не будет, — мрачно произношу, вытирая слезы. Немного отодвигаюсь, чтобы встретится с мамой взглядами. — Мы расстались. Навсегда. Ярослав предал меня. Никогда... никогда его не прощу, — говорю, а у самой сердце сжимается от тоски.

Я просто не в состоянии обсуждать подробности. Кажется, не вынесу этого физически... Хочу скорее вырваться отсюда... Больно осознавать, но даже общество мамы меня тяготит.

Всматриваюсь в ее беспокойное, потемневшее от огорчения лицо и понимаю, что утаю правду о беременности. Мама ни за что не отпустит меня, если узнает о малыше. А я не вынесу ее пусть искренней, пусть доброй и участливой, но все же, жалости. Это слишком больно. Слишком мучительно.

— Нелли, я ничего не понимаю. Ты поехала к врачу, а теперь говоришь о каком-то предательстве. Расскажи, пожалуйста, все по порядку, — внимательно всматриваясь в мое лицо, просит мама.

— На обратном пути я заехала на нашу квартиру... Там наткнулась... на Дарину, — еле заставляю себя произносить это. — Подтвердилось все, чего я боялась.

— Нелли, — тянет мама.

Выставив перед собой ладони, жестом останавливаю ее. Шумно выдыхаю и говорю с настойчивостью:

— Пожалуйста, только не расспрашивай меня. Все ведь и так понятно?

Мама с грустью кивает. Прислоняюсь к спинке дивана, закидываю назад голову.

— Я хочу уехать из города... из страны, — измученно произношу. Закрываю глаза и растираю по щекам слезы. Выпрямившись, смотрю на маму. — На пару месяцев. Может быть, на полгода. Я не смогу вернуться на работу. Не смогу смотреть на них... Не переживу этих разборок. Ярослав будет что-то говорить... Даже не могу представить, что он может мне сказать... Не могу думать об этом. Не могу смотреть на них. Меня разорвет от ненависти.

— Ты принимаешь поспешное решение. Сначала успокойся, потом думай, что делать дальше, — советует мама.

— Нет, нет. Никаких потом. Я умру, если останусь здесь. Просто задохнусь от разочарования, — решительно произношу в ответ.

Мама, пожав губы, смотрит на меня с откровенным беспокойством. Сползаю в сторону по спинке дивана и кладу голову ей на плечо.