– Ваша мать умирает.

Я уступаю Бет свое место – держать лед и зажимать ноздри. Однако ей мои новации не понравились, и она села не на спинку, а на подлокотник дивана. Полотенце промокло. Рукой ощущаю тепло и влажность крови. Иду в прачечную и бросаю полотенце в раковину, оно шлепается на дно. Я разминаю затекшие руки, достаю из сушилки новое полотенце и кроссовки Тофа. Возвращаюсь, протягиваю полотенце сестре.

Спускаюсь вниз посмотреть, как там Тоф. Я сажусь на ступеньки, откуда видно подвал – комнату отдыха, переделанную в спальню, а затем снова – в комнату отдыха.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – говорит Тоф.

– Как дела?

– Хорошо.

– Ты все еще голодный?

– Что?

– Голодный, спрашиваю?

– Что?

– Заканчивай эти дурацкие игры.

– Ладно.

– Ты меня слышишь?

– Да.

– Ты меня слушаешь?

– Да.

– Есть хочешь?

– Да.

– Закажем пиццу.

– Хорошо.

– Вот твои кроссовки.

– Высохли?

– Да.

Я возвращаюсь наверх.

– Надо это вылить, – говорит Бет, указывая на кювету-полумесяц.

– Я, что ли, должен?

– А почему не ты?

Я медленно проношу кювету над головой матери и иду на кухню. Она полна до краев. Содержимое колышется. На полпути я проливаю большую часть себе на ногу и гадаю, насколько едкая эта желчь и что еще там в этой кювете. Может эта слизь прожечь штаны? Я замираю на месте и смотрю, не прожигает ли она ткань, как кислота, жду, пока появятся дым и постепенно увеличивающаяся в размерах дыра, – как бывает, когда на поверхность попадает кровь инопланетян.

Но ничего не происходит. Все же я решаю переодеть штаны.

Бет зажимает нос матери уже какое-то время. Она сидит на подлокотнике дивана, наклонившись к маминой голове. Из кухни я делаю телевизор погромче. Прошел час.

Кровь все не останавливается. Бет приходит ко мне на кухню.

– Что будем делать? – шепчет она.

– Надо везти ее туда.

– Нельзя.

– Почему?

– Мы обещали.

– Да брось ты.

– Что?

– Еще не тот случай.

– А может тот.

– Может, но не должен.

– Она сама хочет, чтобы тот.

– Не хочет.

– А я думаю, хочет.

– Нет, не хочет.

– Она так сказала.

– Она не всерьез.

– Я думаю, всерьез.

– Не может быть. Это смешно.

– Ты слышал, что она сказала?

– Нет, но и неважно.

– Ладно, а сам что скажешь?

– Думаю, ей страшно.

– Ага.

– И думаю, что она не готова. Ты же тоже не готов?

– Нет, конечно нет. А ты?

– Нет. Нет-нет.

Бет возвращается в общую комнату. Я мою кювету, голова идет кругом от мыслей о логистике. Итак. Ладно. Если кровь идет медленно, но не переставая, как долго это может продолжаться? День? Нет-нет, меньше – это ведь не вся кровь, до того, как вся кровь вытечет, пройдет… Мы ведь не будем ждать, пока крови не останется вовсе; вернее всего, в какой-то момент откажет все остальное… О господи, сколько же крови всего? Галлон? Меньше? Это можно выяснить. Можно еще раз позвонить медсестре. Нет-нет, нельзя. Если спросить кого-нибудь, нас заставят привезти ее в больницу. А если станет известно, что мы должны были привезти ее, а мы не привезли, мы окажемся убийцами. Можно позвонить в скорую и сказать, например: «Привет, для урока я готовлю доклад о медленном кровотечении…» Блядь. Полотенец нам хватит? О господи, нет. Можно заменить их простынями, у нас куча простыней… Может, осталось всего несколько часов. Этого времени хватит? А на что должно хватить-то? Мы будем много говорить. Да. Будем подводить итоги. Надо быть серьезными и здравомыслящими? Или веселыми? Какое-то время, несколько минут, мы будем серьезными… Окей, всё-всё. Бля, а что, если в разговоре повиснет пауза?.. Мы уже сделали необходимые приготовления. Да-да, нам не придется обсуждать детали. Мы позовем Тофа. Надо же позвать? Конечно, хотя… нет-нет, ему здесь не место, верно? Да и кому вообще захочется присутствовать до самого конца? Никому, никому. Но не оставлять же ее одну… конечно, она не останется одна, ты, болван, будешь с ней, Бет будет. Бля. Надо позвонить Биллу. Кому еще? Кому-то из родни? Никаких дедушек-бабушек, ее родителей и родителей отца, ее сестры Рут нет, ее сестра Грейс жива, но где она – неизвестно, скрывается, хиппи чертова… Бля… От некоторых людей уже много лет ничего не слышно. Так, теперь друзья. Кому звонить? Кому-то из волейбольной команды из школы Монтессори… черт, мы точно кого-нибудь забудем… Ну и забудем, но нас поймут, должны понять… Блядь, мы ведь все равно уезжаем, переезжаем, когда все это закончится, бля… Конференц-звонок? Нет-нет – было бы странно. Странно, но смысл есть, точно есть смысл, да и занятно может получиться, люди болтают, много голосов, этим можно воспользоваться. Голоса отвлекут, тихо не будет, тишина – это нехорошо, нужен шум. Придется подготовить их, предупредить, но, черт, что сказать-то? «Все происходит так стремительно», – что-нибудь в этом роде, туманно, но и с достаточной ясностью, надо сделать по-тихому, не прямо. Взять вторую трубку на кухне, предупредить, пока мама не добралась до телефона… Так сработает, на линии будут все разом… Надо позвонить в телефонную компанию, пусть всё устроят… Подключена у нас такая услуга? Удержание вызова точно есть, а вот конференц-звонок – скорее всего, нет, точно нет, бля… Нам нужна громкая связь, вот что нам нужно. Тогда все получится, громкая связь… Я мог бы купить динамик для громкой связи, я мог бы съездить за ним в «Кмарт»