– За воду спасибо не говорят, – он снова приложился к бутылке.

– А за газ в воде?..

Чаппа уставился на меня. Потом хмыкнул:

– Не знаю… Тогда на всякий случай, «пожалуйста»…

– Во-о-от… Нужно производить специальную мебель для беременных… Анатомические кресла там… Ну и самое главное – столы с вырезом для пуза.

Чаппа взял подушку, засунул её себе под майку и уселся возле стола в углу комнаты – псевдо живот упёрся в столешницу:

– Как, нах, с таким пузом можно чё нибудь делать?

Он поднял руки и несколько раз ткнул животом в стол:

– Всего ребёнка помнёшь…

В бутылке Шилова осталось треть.

– Но самое главное, никто не думает о людях, которые ненавидят сладкое…

Чаппа, не вынимая подушку, вернулся на диван.

– О них думаю я, ман… – он снова постучал себя пальцем по виску, – о людях, которые не могут есть варенье, торты и пирожные.

– Специально для них я буду выпускать солёное мороженное, жвачку со вкусом бекона и «SNEACKERS SALT» с солёным арахисом… Я буду производить круасаны с солёным повидлом… И само солёное повидло… Торты с маринованными грибами… мля! Всё, что угодно, чувак…

– Ни х*я себе, – сказал я.

– И самое главное, эта ниша не занята… Никем.

Он вынул подушку из под майки и кинул на пол:

– FUCK! Думаю, чё так стрёмно сидеть-то?!

Чаппа взял со столика пачку денег и взвесил её в руке:

– Но есть ещё один способ получения капусты… Его можно реализовать в любом городе, где есть крупные фирмы и телефоны. То есть в любом, ман. Идея не моя, поэтому дарю…

К тому моменту, когда Чаппа закончил рассказывать, Шилов допил бутылку до дна.

В метро Шилов забрал у меня плейер, где торчал диск из «Китайского лётчика». Людей в вагоне было много. Поэтому зрителей видевших, как он устраивает слэм, сидя на скамейке, и подпевает «Мясотрясам», хватало. Потом, пока я немного отстал, завязывая шнурок на выходе из станции, этот мутант безуспешно пытался взобраться на эскалатор.

Я подошёл и секунд двадцать с удовольствием наблюдал за этим зрелищем.

– Млядь! Да что с этой херовой лестницей! – наконец распсиховался он.

– Чувак! – сказал я. – По этому эскалатору спускаются! А вот по тому… – Я показал большим пальцем за спину, – поднимаются наверх. Нам туда.

И зачем мне понадобилось покупать стельки?

– Лось! Тётя-мотя-тётя-мотя! Лось! Тётя-мотя-обормотя! – орал Шилов, расхаживая туда-сюда по тротуару и специально расталкивая прохожих возле обувного не далеко от ГУМа. Слава Богу, он не зашёл во внутрь.

– Заполните, пожалуйста, этот купон, – продавщица протянула мне бумажку, – тогда вы сможете участвовать в розыгрыше призов…

– Каких? – спросил я.

Продавщица не ответила. Она смотрела мне за спину.

– Саша, – сказала она рослому парню в футболке с эмблемой магазина. – Сделай что-нибудь…

Я поглядел через плечо.

Вообще-то Фыл не танцует. Сам говорил, что не любит. Зря. Есть на что посмотреть. Особенно когда он в настроении. Шилов подпрыгивал на одной ноге, отставляя другую в сторону, и хлопал в ладоши. Три прыжка в одну сторону. Три обратно.

– Эй! Здарова – цыц – капец! Это далеко ещё не канец! – орал он.

Из следующего магазина нас попросили уйти сразу.

– Шилов! – сказал я на улице, начиная свирепеть.

– Да? – с готовностью ответил он, внезапно перестав хлопать в ладоши.

– Ты можешь не петь, а?

– Легко, – ответил он и снова начал подпрыгивать. Три прыжка вправо. Три влево.

В ГУМе нас тормознули на входе.

– Чувак! – сказал я. – Давай я возьму такси и отвезу тебя домой, а?

– Нормуль, – ответил он. За минуту до этого Шилов раз тридцать крикнул гумовскому охраннику «пока! красавчик!», каждый раз поднимая сжатую в кулак руку над головой.