В неверном свете мерцающей жаровни ангел с улицы Богов играл в кости с полудюжиной чудовищ. Говорун-коммивояжер пытался всучить браслеты с фальшивой позолотой, большая пятнистая собака пробовала раздобыть огонька для своей сигары. Две громадные крысы с человеческими руками стаскивали сапоги с покойника, а две монашки избивали скомороха. В общем, это был обычный вечер на Северной окраине.
Внезапно Хок и Фишер услышали телепатический звук флейты, это звучал сигнал колдуна – глашатая Стражи. Они остановились послушать, что еще стряслось плохого. Это должны были быть плохие вести. Срочные новости всегда плохие. Все приятное могло подождать до их возвращения в Штаб. Нежная мелодия резко оборвалась, и в их головах зазвучал пронзительный голос колдуна из Штаба:
«Внимание Стражам Северного сектора. Беспорядки в таверне "Скрещенные копья" в Соляном переулке. Много убитых и раненых. Пострадали по крайней мере двое констеблей. Соблюдать чрезвычайную осторожность, зачинщики беспорядков приняли шакал».
Хок и Фишер побежали, борясь с мокрым снегом, липшим к сапогам. Соляной переулок находился в четырех кварталах от них, и могло произойти немало нежелательного, если Стражи промедлят с подмогой. Впрочем, судя по сообщению, многое уже произошло. Хок мысленно чертыхнулся. Беспорядки опасны и сами по себе, даже если их участники не наркоманы.
Шакал был новинкой на улицах Северной окраины. Его относительно дешево мог произвести каждый, кто хоть немного знал алхимию. Наркотик обладал способностью пробуждать в человеке животные инстинкты. Он обострял восприятие и одновременно отключал все центры контроля за поведением. Шакал освобождал зверя, дремлющего в подсознании у каждого, животное, стремящееся удовлетворить любую прихоть, не рассуждая и не испытывая при этом ни малейшего угрызения совести. Кроме того, он увеличивал физическую силу, разжигал свирепость и ускорял реакцию, делая принявшего наркотик человека практически непобедимым. При длительном использовании шакал полностью разрушал нервную систему, приводя к параличу, сумасшествию и смерти. Но на Северной окраине многие отказывались от безнадежного будущего в пользу жестоких радостей настоящего.
Хок и Фишер свернули за угол и оказались в Соляном переулке. Зеваки запрудили узкую улицу, и Стражам пришлось, забыв о правилах хорошего тона, прокладывать себе дорогу сквозь толпу. Любопытные наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Таверна «Скрещенные копья» за исключением разбитых стекол выглядела совершенно мирно. На ее ступеньках сидел констебль, прижимая платок к скверно выглядевшей ране на голове. Половина его лица была залита кровью. Увидев капитанов, констебль попытался подняться на ноги, но Хок жестом разрешил ему сидеть.
– Что случилось?
Констебль облизал сухие губы.
– Мы с напарником первыми примчались сюда по тревоге. В таверне кипела драка, но снаружи нельзя было ничего разглядеть. Из толпы нам кричали, что внутри уже находятся двое констеблей, и мой товарищ пошел туда, а я остался сдерживать любопытных. Я долго ждал, но он не вернулся. Потом внутри все стихло, и я решил заглянуть туда. Как только переступил порог, кто-то ударил меня по голове, кровь залила глаза, и мне пришлось выбежать наружу. Сейчас остановлю кровь, отдышусь и пойду снова. Мой напарник все еще там, внутри.
Хок похлопал его по плечу.
– Ты, приятель, лучше посиди здесь, мы с Фишер сами заглянем туда. Если появятся наши, скажи, чтоб не входили, пока мы не выясним обстановку. Ты уверен, что там принимают шакал?