– Я что, возражаю? Есть люди – действуй.

– Слово-то какое громкое – «люди». Смеешься?

– Поговорю с твоим начальством. Гарантий никаких.

– Спасибо, батюшка, на добром слове. Век на тебя молиться буду.

– Если проживешь столько, мечтатель.

В реанимационную палату заглянула медсестра:

– Юлька, тебя к телефону! Приятный мужской баритон.

Сиделка посмотрела на больного:

– Это же в конце коридора.

– Брось ты, состояние больного стабильное, пять минут ничего не решат.

Сиделка встала и вышла из палаты. Через минуту в реанимационную кто-то зашел. Приблизился к кровати больного и выключил аппарат искусственного дыхания. Рука была женская. Больной задергался и скоро затих.

К офису фирмы подъехала машина, из нее вышел Олег. У кабинета его ждала Лика. Он прошел к себе. Лика следом. Привычным движением она заперла за собой дверь, подошла к новому начальнику и обняла его.

– У нас неприятности, Олежек.

– Что еще?

– Звонили из больницы. Алеша умер.

– Черт! Они же говорили, что он выкарабкается!

– Не уследили. Только сами-то они этого не признают.

– Никому доверять нельзя!

Лика подошла к окну и закрыла жалюзи.

– Меня ты тоже уволишь?

– Пойдешь ко мне секретаршей в сапожную мастерскую. Кто позвонит Наташе?

– Нет связи. Твоя жена – ее подруга, ей удобнее других. Пусть прокатится. Думаю, что Наташа не очень расстроится, она у мужа была-то пару раз.

– А ты откуда знаешь?

– Я все знаю, что мне положено знать.

Лика начала расстегивать блузку.

Еще одна кошмарная ночь. Павлик не спал – его разбудили шаги над головой. Кто-то ходил по чердаку. Как и прошлый раз, Наташа увидела поворот ручки:

– Тихо, сынок, их двое, теперь я точно знаю.

Павлик забрался под стол и достал коробку из-под обуви. В ней лежал револьвер.

– Я знаю, как им пользоваться. Хочешь, научу? Сам бы пальнул, но мне нет восемнадцати лет, не имею права.

– Какой же ты еще глупенький! Я умею стрелять. Это пистолет твоего дедушки, военный трофей. – Не пистолет, а револьвер. У пистолетов обойма, а у револьверов барабан. У нас шесть патронов, надо экономить.

– Хорошо, сынок, я постараюсь.

– Чего они хотят?

– Свести меня с ума. Это Борис.

Мальчик отрицательно покачал головой:

– Нет. Он меня любит. И тебя тоже. Он неотесанный, как ты любишь говорить, но очень добрый. У него глаза голубые.

– При чем здесь глаза?

– Я их умею читать. Потому и сел в его машину.

– Как бы я была рада, если бы ты оказался прав. Но другим мы не нужны. У нас ничего не украли, дверь не взламывают, нас просто пугают. Зачем?

– Страшилки тут ни при чем. Сначала собака, потом папа, следующей стала Арина. А дальше? Они расчистили себе путь. Мы носа не высовываем, а потому не мешаем им.

– Ты прав. У них есть цель. Они что-то ищут.

– Они ничего не заберут. Чтобы не выдать себя.

– Я поняла, эта история связана с отцом, им нужен какой-то его секрет. Если только Борис над нами не издевается.

– Спроси у него. По-доброму. Ты же его гонишь. Зачем? Он ничего плохого не сделал и ничего не смыслит в арбалетах. Я сразу понял.

– Оставь это. Он отнял у нас все, что было. Мне Рита дала денег, чтобы мы ноги не протянули.

Павлик помолчал и сказал:

– Ты злая. Он мой отец. И он простил тебе предательство. Я бы не смог.

Наташа не нашлась что ответить.

Возня в доме продолжалась до рассвета. С восходом солнца все стихло.

Похороны прошли очень скромно. Народу собралось мало, пришлось нанимать рабочих, чтобы нести гроб. Наташу под руку вела Рита. Вдова в черном, рядом сын. Мальчик не плакал. Он еще очень плохо понимал, что такое смерть. В гробу он видел спящего отца. Страшно было, когда его стали засыпать землей. Значит, из ямы он уже не выберется. Все это казалось ему плохим сном. Сознание отказывалось понимать происходящее.