– На звонки и сообщения почему не отвечаешь?

– Говорю же, был занят, – пожимаю плечом.

Между нами повисает неудобная пауза.

– Что происходит, Богдан?

– А что происходит?

– Ты меня как будто бы избегаешь!

– Что за бред?

– Никакой не бред! После дня рождения мы виделись лишь однажды. И то, потому что я пришла в гости к твоей маме и случайно застала тебя дома.

– Эль, чё ты хочешь от меня? Через пять минут начнётся пара, – бросаю взгляд на часы.

– Ты не забыл про завтра? – интересуется тоном прокурора.

Забудешь тут, когда со всех сторон услужливо напоминают. Отец, мать, Нонна, она.

– Не забыл.

– Это радует.

– Мне надо идти, Эль. Губарев по утрам не в духе.

– Иди.

Явно обижается, судя по выражению лица, но мне как-то… параллельно.

– Опять кого-то нашёл себе? – бросает уже в спину.

Оборачиваюсь.

– Что за предъявы?

– Гуляй, пока есть такая возможность, – произносит она, не моргая.

Вопросительно вскидываю бровь.

– После свадьбы так уже не получится. Сам понимаешь, – цедит ядовито.

– Ты на своей свадьбе конкретно помешалась, Эль.

Подходит ко мне.

– Не на своей, а на нашей, – давит из себя улыбку, обвивает мою шею руками и лезет целоваться.

Поворачиваю голову влево, и по итогу ей удаётся лишь мазнуть меня губами по щеке.

– Сказал же, мне пора, – отдираю от себя её культяпки.

– До завтра, Богдан. Эй! – преграждает дорогу какому-то оленю, опаздывающему на занятия. – Дай зонт.

– Чего?

– Зонт, говорю, дай. Ты же не можешь позволить такой красавице мокнуть под дождём?

Что там дальше уже не слушаю. Захожу в здание и, минуя гардероб, отправляюсь на пару.

*********

– Всё норм? – интересуется Лёха, когда после двух причаливаем в кафетерий, чтобы пообедать. – Ты чёт сёдня тормозишь по-страшному.

– Да так… Размышляю о своём, не до высшей математики, – беру ложку и понимаю, что аппетита ни фига нет. В ноль.

– Чё там дома? Как дела?

– Как всегда.

– Завтра ж…

– Я помню, – перебиваю Разумовского на полуслове.

И без него уже все, кто мог, напомнили про этот чёртов званый ужин.

– Ты чё, Богданыч? – тот недоуменно на меня косится.

– Ничего, – отодвигаю от себя тарелку с любимой прежде солянкой. – Вы, двое, долго собираетесь хранить обет молчания? – перевожу взгляд с одного на второго. – Или что? Конец дружбе из-за девчонки?

– Ты о чём?

– Скорее о ком. Дураков из себя не стройте.

Порядком поднадоела уже эта ситуация. Ни работать вместе, ни общаться не могут. Вынужден метаться между ними, как меж двух огней.

– Я тебя умоляю, – Разумовский презрительно кривит губы.

– Рожи друг другу бьёте и тридцать дней не разговариваете, сидя за одним столом. До появления этой официантки как-то не наблюдал за вами подобного.

– Если бы этот олух вёл себя нормально по отношению к Сене… – Лёха стискивает челюсти.

– С какого? Эта чиканутая возненавидела меня с первой встречи. Сожгла дорогущую шубу! Натравила на меня сотню Зелёных, развернувших пикет прямо у моего дома!

– Что бы она ни делала, это девчонка.

– Девчонка? Да это самый настоящий дьявол в юбке!

– Она просто мелкая и вспыльчивая.

– Офигеть оправдание! Что если завтра эта вспыльчивая решит полить мне тачку бензином и поджечь. За то, что на капоте тигр вымирающий породы нарисован! Тоже защищать её будешь?

– Может и буду. Ты ведёшь себя с ней, как конченый.

– Не обязан по-другому!

– Мать вашу, не начинайте! – массирую виски. Со скрипом отодвигаю стул назад, чтобы встать.

Клянусь, кусок поперёк горла. Осточертело.

– Чё вы делите, я не пойму? Она с кем? С тобой? – в упор смотрю на Галдина. – Насколько знаю, нет.

– Ты чё, Богданыч, это ж братская забота, – Разумовский делает акцент на последней фразе.