Никиты нет довольно долго. Видать, не так уж просто смыть с кожи алую помаду.

К тому моменту, как он возвращается, успеваю и разозлиться, и остыть повторно.

– О чём ты хотел поговорить?

– О нас с тобой, о чём ещё, – садится на застеленную пледом кровать. – Иди сюда, Зай, – перехватывает пальцами запястье, вынуждая сесть к нему на колени. – Хочешь, я всех их выгоню? – кладёт мои руки себе на шею.

– Нет. Зачем? – пожимаю плечом.

– Побудем вдвоём. Ты и я, м? – утыкается носом в мою ключицу.

– Мне пора домой.

– Опять двадцать пять! – мгновенно раздражается. – Что за детский сад, Оль?! У меня, блин, день рождения!

– Ну так празднуй дальше, кто ж мешает? Вам же там весело.

– Я тебе уже сказал насчёт этого, – цедит сквозь зубы.

– Мне не по душе игры твоей Кэт.

– Это просто развлекалово! Чё такого? Объяснился же, хотел, чтобы ты поревновала меня к девчонкам!

– Дурак!

– Ты постоянно бортуешь меня. Целовать нельзя. Трогать тоже.

– При посторонних к чему это?

– Да ты и наедине ничего особо не позволяешь. Вечно сливаешься. Я не втыкаю, Оль, чё тебе не так. Я жду, жду, но не железный же, мать твою...

– Я понимаю.

– А, по-моему, ни фига, – отрицательно качает головой. – Сколько можно меня мариновать и динамить? Разве я не доказал, что мне можно доверять? Сказал же: намерения у меня серьёзные.

– Мы договаривались с тобой, что это случится, когда я буду готова.

– Такое ощущение, что ты никогда не будешь готова, Оль. Трясёшься над своей невинностью, ну до смешного. Посмотри, на наших ровесников. Все давно уже делают это.

– Я не все, – отвечаю обиженно.

Честно признаться, меня глубоко задевают его слова.

– Знаешь, в последнее время всё как-то не ладится, Никит… Между нами, – начинаю я осторожно.

– Что за намёки? Погоди-ка, Миронова, – отклоняется назад. – Ты чё, расстаться со мной решила? – смотрит на меня ошалело. Судя по всему, его возмущению нет предела.

– Давай потом продолжим этот разговор, тебя ждут гости, и мне не нравится твоё состояние, – встаю с его колен.

– Не, Миронова, так не прокатит, – тоже поднимается с постели. – Чё за кидалово? – дёргает меня за ворот блузки. – Ты совсем охренела, что ли?

Растерян. Разгневан. Удивлён.

– Не надо так со мной общаться, Никита!

– Значит так, – повышает на меня голос, напирая. – Сидишь тут и думаешь над своим поведением, пока я не закончу праздник и не вернусь. Поняла? – сжимает кулак сильнее, отчего тонкий материал натягивается, трещит и рвётся.

– Ты…

Моргнуть глазом не успеваю, как перед носом захлопывается дверь.

– Авдеев!

В замке проворачивается ключ.

– Эй, а ну немедленно открой! – стучу по шершавой поверхности кулаком. – Это что ещё за выходки? Авдеев! – тарабаню ладонями.

Музыка внизу становится на порядок громче.

Вот ведь идиот несчастный!

Сказать, что я в шоке – это ничего не сказать.

Дёргаю за ручку. Стучу. Кричу. Зову на помощь. Но меня попросту никто не слышит.

Проверяю карманы и разочарованно выдыхаю. Увы, мой телефон остался в куртке.

Опустившись на кровать, поджимаю ноги, упираюсь подбородком в коленки и окидываю взглядом комнату Никиты. Прокручиваю в голове наш с ним короткий разговор, трогаю порванную блузку, которую я надевала всего дважды, и вытираю выступившие на глазах слёзы.

Сколько сижу так, не знаю. Внизу веселье идёт полным ходом, а у меня дома дед стопроцентно уже переживает.

Наверное, именно эта мысль вынуждает меня собраться.

Недолго думая, подхожу к окну. Распахнув его настежь, забираюсь на подоконник. Свешиваю ноги.

Метелица бросает колючие снежинки в лицо. Морозец кусает за нос. Ледяной ветер приподнимает пряди завитых волос и тут же пронизывает тоненькую ткань некогда парадно-выходной блузки насквозь. Такое ощущение, словно я голая на улицу выбралась.