Анна Степанна сдвинула очки со лба на нос и сказала:

– Я вам сама прочту, буквы уже все стерлись, а я эти письма наизусть помню. А что непонятно, буду объяснять. Вот первое письмо из армии. – Она вздохнула и стала читать:

«Милая мамочка, я так соскучился! Как ты живешь, родная, как здоровье? Не голодно тебе? За меня не беспокойся. Я еще не воюю. Нахожусь в небольшом городке на берегу реки Волги, где мы проходим обучение».


– Это он учился в разведшколе.


«Кормят нас хорошо. И обмундирование приличное. Ты бы меня не узнала в военной форме. Занятий у нас много, сильно устаем и мечтаем поскорее дождаться отправки на фронт, чтобы бить проклятых фашистов. Скоро мы погоним их поганой железной метлой с нашей родной земли. Есть ли от папы какая-нибудь весточка?»


– Папа тоже ушел на войну, и от него долго не было писем, вот Виталик и беспокоился о нем.


«Вот и все мои новости. Целую тебя, родная, не болей. Твой сын Виталька. Да, самое главное – по окончании учебы нам присвоят офицерские звания. Так что скоро твой сын будет младшим лейтенантом. Сфотографируюсь и пришлю тебе карточку на память».


Анна Степанна отложила листок и промокнула платочком щеки. Потом подошла к окну и долго куда-то вдаль смотрела. Вернулась к столу, села, спросила Алешку:

– Лешк, а ты чего пригорюнился?

– Я на себя в самовар посмотрел, – объяснил наш тактичный малец. – Очень расстроился. Если бы вы посмотрели на себя в самовар, вы бы тоже огорчились.

Анна Степанна прочла еще одно письмо – уже с фронта. Вот важный отрывок из него:


«… Мне часто приходится бывать в тылу…».

Это он про немецкий тыл пишет.

«… И сердце трогают родные наши деревушки и села с милыми трогательными названиями. Рябинки, Артемки, Подлипки. И так больно, что они в грязных руках и под жестоким сапогом завоевателей. Ничего, мы скоро их вернем».


– А можно еще про деревеньки? – вдруг попросил Алешка. – Рябинки, Артемки… – И внимательно, словно запоминая, выслушал. И почему-то посмотрел на меня. Как-то вопросительно.

– Все эти письма, – сказал я, – нужно скопировать. Они и так уж все выцвели, скоро ни одного слова не разберешь.

– Да как же я их скопирую?

– Надо ксерокс сделать, – сказал я.

– И где я его возьму?

– На почте ксерокс есть. Давайте мы сходим.

– Вот как славно! – обрадовалась Анна Степанна. – Вот спасибо! Только не потеряйте.

– Ну что вы! – заверил Алешка. – Мы их из рук не выпустим. – И он вцепился в пакет с письмами.

Анна Степанна вдруг шлепнула себя ладошкой в лоб:

– Постойте! У меня ведь еще одно письмо сохранилось. От Виталькиного товарища. Вернее, он не совсем товарищ. Они с ним один раз только виделись, в тылу у немцев. Он танкист был, к своим прорывался на танке, а Виталик ему хорошее место подсказал, где можно было через оборону прорваться. – Она достала небольшую шкатулку. – Вот оно, может, в нем что полезное найдете. А вот это пилотка Виталика. Ее потом этот танкист с оказией передал. Только она без звездочки.

– Это не беда, – сказал Алешка. – У нашего генерала этих звездочек полно. Он не пожалеет одну для пилотки.

Мы забрали письма и пошли на почту. А по дороге завернули к дяде Юре, трактористу и плотнику. Он пил чай и смотрел телевизор.

– Чай будете? – спросил он, не отрываясь от экрана.

– Уже, – сказал Алешка и похлопал себя по животу.

– А чего пришли тогда?

– Дядь Юр, – спросил Алешка, – а у вас здесь есть деревня – Артемки?

– А тебе зачем?

– Надо.

– Есть, только далеко, верст десять будет. А по плохой дороге и того больше.

– Это почему? – спросил я.

– В объезд потому что. Минуя овраги. Не мешай, криминал пошел.