Иван Степаныч уехал по своим делам, а мы пошли к Анне Степанне.

«Лохматые лекарственные средства», как всегда, встретили нас со всей радостью.

Витаминыч как-то сказал, что лучшее лекарство от всех болезней – это собачья любовь. Она самая искренняя, беззаветная и бескорыстная. Я всегда, когда общаюсь с собаками, отдыхаю от всех неприятностей. И у меня даже новые силы в душе поднимаются…

Сначала мы с Алешкой привели в порядок их вольеры, а потом выпустили всех разом на площадку. Площадку оборудовал наш лучший друг дядя Юра. Он не только тракторист, но еще и умелый плотник. Сделал все, как положено в лучших собачьих питомниках. Лестница, барьер, бум, сетчатые вольеры, ящик для всякого мусора. И собаки это все оценили.

Сначала они со звонким лаем обежали всю свою территорию, а потом «разобрались» по интересам. У каждой собаки были свои любимые развлечения.

Касторка больше всего обожала «салочки» с Алешкой. Причем соблюдала правила игры. Мчится по кругу, Алешка – за ней. И вот он касается ее хвоста, Касторка тут же тормозит, разворачивается и бежит за ним легким скоком. Догоняет, подпрыгивает и ударяет его в спину передними лапами так, что он летит кувырком. Не успеет Алешка встать, как она уже на другом конце площадки помахивает в нетерпении своим пышным хвостом. Алешка – за ней, а все другие собаки не вмешиваются, а с интересом и поскуливанием «болеют» за игроков.

Афобазол обожает высокую лестницу. Взбегает по ступеням на самый верх и хвастливо облаивает все окрестности.

Пирамидон и Анальгин с азартом бегают по буму. А остальные собаки с удовольствием скачут через барьер.

Барьер – это два столба с пазами. В пазы мы вставляем доски. Все выше и выше. Собаки яростно через них перемахивают, а когда мы ставим девятую доску, уже не прыгают одним махом, а повисают на передних лапах и карабкаются задними. Верхнюю доску – это в мой рост – только Рекс небрежно перемахивает одним прыжком. Валерьянка, надо сказать, в этих играх не участвует. Она – зритель и болельщик: скулит, переминается с лапы на лапу и взволнованно лает.

Самый цирк начинается, когда Алешка усаживает ее рядом и говорит:

– Полаем?

А то! И они на два голоса поднимают великолепный веселый лай, к которому охотно присоединяется вся наша стая.

– Повоем? – спрашивает Алешка.

И над площадкой взмывает голодный и тоскливый волчий вой. Впору в собачьем цирке выступать.

…Наконец, мы «разобрались» с собаками, побегали, попрыгали, полаяли и повыли и, отдышавшись, сели пить чай из маленького самовара, Алешка не утерпел и рассказал Анне Степанне, что привлек одного генерала, чтобы разыскать ее брата.

Старушка очень растрогалась и оживилась. У нее появилась надежда. И мы поняли: даже если у нас ничего не получится, все равно она будет очень благодарна.

– Теть Ань, – сказал Алешка, – а вы что-нибудь помните из своего далекого детства? Может, ваша мама что-нибудь рассказывала вам о вашем брате?

– Да я совсем малая тогда была, ничего еще не понимала. – Тут она задумалась. – Ребятки, дам-ка я вам почитать письма Виталика. Они у меня сохранились. Может, вы что-то там углядите. Уж больно вы сообразительные.

– А то! – с гордостью сказал Алешка. – Оболенские, они такие!

Анна Степанна встала, подошла к шкафчику и выдвинула один из ящичков. Достала из него какие-то бумаги, квитанции, коробочки, ленточки, брошки и бережно вынула с самого дна небольшой конверт. Раскрыла его и положила на стол несколько тетрадных листов.

Письма были написаны карандашом, на них сохранились треугольные сгибы, на обороте одного из писем я разглядел адрес. То есть письма были без конвертов. Я немного слышал о том, что во время войны конвертов, видимо, не хватало и листок складывали в треугольник, на чистой стороне которого писали адрес.