Внутри дома обстановка разительным образом отличалась от того, что было снаружи. Здесь царил идеальный порядок: на чистом, свежевыкрашенном полу лежали ковровые дорожки, вдоль стен аккуратно были расставлены шкафы – какие-то с витиеватой посудой, какие-то с книгами, а один, центральный, оказался заполнен сувенирами и кубками, видимо, когда-то завоёванными кем-то из хозяев в спортивных соревнованиях. Это противоречие между внешним и внутренним озадачило Артёма, и он несколько минут, теряясь в нескладных мыслях, не мог начать разговор.

– Чай будете? – спросил Арсений Михайлович.

– Пожалуй, – согласился Артём.

– Может, что-нибудь и покушаете?

– Нет-нет, спасибо. Это было бы лишним. Прежде всего дело, а потом уже подумаю и о бренном.

– Значит, прямо с поезда, говорите?

– Я такого не говорил.

– Ну, по всему видно, что издалека, не из Касли. Или я не прав?

– Правы.

– Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет. Сейчас чаю организую и поговорим о деле. Я так понимаю, вы полагаете очень быстро здесь со всем разобраться и унести из этой дыры ноги.

– Хотелось бы, – согласился Артём. – А могут возникнуть сложности?

Арсений Михайлович опять усмехнулся.

– Надеюсь, что не особо много, – сказал он. – Но всё же на вашем месте я бы не стал суетиться. Дело не такое простое, как может показаться на первый взгляд.

– И в чём проблема?

Потап разлил по чашкам ароматный чай, подвинул ближе к Артёму пиалу с земляничным вареньем и сел напротив.

Эта пиала привлекла внимание лейтенанта. Она явно была не из дешёвых, в универмаге или на барахолке такого точно не купишь. Впрочем, как и чашки, в которые Арсений Михайлович разливал чай, и блюдца под ними.

– Фото этой девочки, – начал Потап, – я увидел в городе, когда по одному делу заезжал в тамошнее отделение. Больно уж запоминающееся у неё лицо. Красивое очень. Не по-детски красивое. А потом на кладбище с ней и столкнулся. Вот прямо на таком расстоянии, как мы сейчас с вами сидим. Струхнул, честно говоря. К этакой красоте её добавилось что-то иное. Знаете, нездешнее и в своей нездешности очень жуткое. Если бы фото днём раньше не видел, то подумал бы, что упыря восставшего встретил. Ей богу. – Арсений Михайлович перекрестился и замолчал.

– Так вы уверены, – прервал паузу Артём, – что это была именно она?

– Да-да. В этом можете не сомневаться. Вы уж простите за излишнюю художественность моего повествования. Но я к тому, что вы и сами почувствуете на себе это. Вы должны быть готовы к такому морально. Вы вареньеце-то кушайте. И чаёк у меня на травах. В городе такого не сыщете. Быстро взбодрит и мысли направит в нужное русло. Пейте, пейте.

– Спасибо.

Артём зачерпнул серебряной ложкой варенье и попробовал. Действительно, вкус его даже как-то обжёг нёбо. Артём запил чаем, пытаясь заглушить остроту вкуса, но тот сделался от этого только ещё острее.

– Кладбище наше, – продолжил Арсений Михайлович, – старое. Давно уже заброшенное. Так-то и в голову никому не придёт туда соваться. Последние двадцать лет местные увозят своих покойников в город. А у меня супруга, царство ей небесное, три года назад почи́ла. А денег на все эти ритуалы и перевозки, как вы, наверное, успели заметить, я не имею. Пенсия никакая. А из близких помочь некому – сын погиб ещё совсем молодым, а дочка укатила в столицу и там пропала с концами, ни слуху ни духу. Нас тут трое в Ветыге мыкаться и осталось. Вы, наверное, с Филиппычем познакомиться уже успели?

– Да. Он меня к вам и направил.

– Хороший мужик. Хоть и сам себе на уме. Так вот… О чём же я… О кладбище-то. В общем, супругу свою там я и схоронил, потому время от времени и хожу туда могилку поправить да прежнюю жизнь благословенную помянуть. Вот в одном из таких походов я и столкнулся с девчонкой. И можете не сомневаться, что это именно та, фото которой висит в городском отделении. И чем ей только это кладбище приглянулось? В деревне три дома пустуют, а она скитается посреди могил.