19. Глава 9.

– Я отдаю тебе свою жизнь. Помни это.

– Конечно, а как же иначе?!

– Ты ещё не понимаешь. Однажды ты захочешь всё бросить или резко изменить, потому что видишь мир иначе, потому что в тебе нет той привязанности, что была во мне… Не делай этого! Я тебе этого не позволяю! Не позволяю уйти, бросить и забыть! Используй мою судьбу, свою ты уже отжила… Полюби тех, кого я любила, и никогда не позволяй им узнать правду о случившемся со мной! Не хочу, чтобы им было больно…

* * *

Казалось, суша близко, но перед тем, как высадиться, мы долго шли вдоль изрезанной линии берега. Неприступные отвесные берега не могли порадовать своим гостеприимством, но до чего же они были живописны! Дух захватывало от их гордой воинствующей красоты. Даже море не могло их осадить; набегая на скалы, волны разбивались вдребезги, но не оставляли попытки, вновь и вновь наседая на берег.

Поначалу я жадно ловила их непокорный облик, но потом, как часто бывает, привыкла и, усевшись на лавку, достала кусок скалы, что был в сумке и достался мне от настоящей Эйлин. Я знала, что эта часть родового замка – теперь моего родового замка, и я должна его прочувствовать, чтобы он принял меня, как и настоящую Эйлин. Я в очередной раз медленно вела кончиками пальцев по острому краю и абсолютно ничего не чувствовала. Что нужно булыжнику, было неизвестно. Но абсолютно точно паразит не отзывался. Была надежда, что мне достался бракованный осколок, и уж в замке-то всё получится. Вот только надеяться на счастливый случай – глупо, нужно и самой не сплоховать. Пока у меня не выходило.

Вернув осколок обратно на дно своей сумы, я нащупала колечко – тонкий серебряный ободок с плохо обработанным камнем, но чем-то он был ей дорог и необходим. Это была единственная вещь, предназначение которой я не знала и могла только гадать.

Осмотревшись, заметила, что зеленоватая Давина в очередной раз нырнула в трюм. Когда мы вышли в море, её одолела морская болезнь. В очередной раз опорожнив желудок, она ложилась на простую самодельную койку, что предоставил ей капитан. Дави лежал там же, и его дед сейчас ухаживал за ними обоими.

Только Моргана и Лох стойко смотрели вдаль. Восторги девочки не уменьшились, она продолжала с жадностью охватывать взглядом море, ловить солёные брызги, что долетали до носа баркаса. Порой она ложилась у самого края и протягивала руку к воде, что послушной лентой вилась, подвластная её воле. Отчего девочка радостно улыбалась. Даже острые зубки не выделялись на её лице. Она казалась обычным подростком, может, только чересчур бледным, а никак не злым духом. А вот Моргана укуталась в цветной плед и невидящим взглядом смотрела на землю, что хоть и была близка, но всё так же неприступно далека от нас. Она смотрела на изумрудные склоны и недовольно кривила губы.

Видя, что у них всё в порядке, я вернулась к Давине, а заодно подпитала искру в укачанном морем мальчишке. На его щеках играл румянец, а дыхание было мирным и спокойным.

– Дави-ин, – позвала я кузину.

– Уходи, а то я тебя сейчас ненароком замараю… – слабо отбрыкивалась та от меня.

– Ничего, пошли на палубу, я тебе волосы подержу, – уговаривала её, тихо поглаживая по голове.

– Во мне уже ничего не осталось, – пискнула та, сжавшись в комок, – но ты не уходи… побудь со мной! – вцепившись в мою руку на удивление железной хваткой, она прижала её к себе. Ну что за противоречивая натура? То – уйди, а то – останься!

В тесном трюме пахло сырой рыбой, отчего и меня вскоре начало подташнивать, но я стоически держалась, пока кузина не задремала и не выпустила мою ладонь из плена своих тонких пальцев. Оглянувшись, я нашла взглядом наш нехитрый скарб и клетку с голубями. Две белых птицы жались друг к другу, пряча головы под крыльями.