Мне даже спрашивать не нужно, чтобы понять, кто нарисован на рисунке. Видно без подсказок, что самый высокий и большой – Стельмах, Соня стоит рядом с ним и держит его за руку, а я почему-то стою рядом с синей коляской. Ребёнок? Соня хочет братика? Странно, раньше мне об этом дочка не говорила.

– Хочу подарить этот рисунок папе. Можно, я позвоню ему и позову в гости?

– Сонь, не сегодня, ладно?

– Почему? – насупив брови, дочка смотрит на меня пытливым взглядом.

– У папы другие планы.

– А ты откуда это знаешь? Он тебе сам про это сказал? – на вопрос малышки отвечаю отрицательным кивком головы. – Ну вот, значит, нужно ему позвонить.

– Потом, малыш, обязательно позвоним. Сейчас я хочу поговорить с тобой.

Вздохнув, Соня всё-таки расстаётся с идеей звонить Стельмаху и садится за стол, где уже в чашках дымится горячий чай, а на красивой тарелке с каймой из позолоты выложены аппетитные печеньки.

Схватив с тарелки печенье, дочка с аппетитом вгрызается зубами в белую глазурь. Я слежу за ней, не отводя взгляда.

“Давай, соберись. Назад дороги нет”, – приказываю себе мысленно.

– Сонь, послушай, пожалуйста, что я сейчас тебе скажу. Только прежде чем я начну про это говорить, – звучит как масло масляное, но иначе у меня не выходит. Я так сильно волнуюсь, как никогда. – Хочу, чтобы ты знала, что мы все тебя любим и желаем тебе только добра.

– Мам, ну, говори уже. Что там у тебя случилось? – не терпится Софии, такая взрослая с виду, рассуждает не по годам в некоторые моменты.

– Малыш, чуть больше восьми лет назад у меня был любимый человек.

– Папа?

– Да, твой папа, – специально не упоминаю имя Стельмаха, ведь любимым человеком у меня действительно был биологический отец Софии. – Но судьба нас разлучила, потому что твой папа был военным…

В сию секунду к горлу подкатывает нереальный ком, мыслями я уношусь в то прошлое, что едва не убило меня. Чертовски больно вспоминать, но иначе уже никак.

– Но мой папа – прокурор, – протестует дочка, а я качаю головой и спешу взять малышку за руку.

– Сонь, жизнь – такая сложная штука, что жить без ошибок ни у кого не получается.

– Даже у взрослых?

– Тем более у взрослых, – улыбнувшись, глажу детскую ручку. Пока что София выглядит спокойной. – Погоди, я тебе сейчас кое-что покажу.

Отлучаюсь буквально на минуту, чтобы заглянуть в зал и достать из шкафа старые фотоальбомы. Держа в руках альбом в кожаной обложке, сдуваю с его поверхности скопившуюся пыль. Глаза щиплет от слёз, но я не плачу.

Вернувшись в кухню, показываю Софии фотографии, где мы с Матвеем ещё совсем молодые и такие счастливые. Соня смотрит с подозрением, начинает хмурить лоб.

– Мам, но это не мой папа.

– Нет, зайка, это твой родной папа. Благодаря ему ты появилась на этот свет. Так случилось, что защищая нашу родину твой папа трагически погиб – так мне про это сообщили военные, которые…

“Привезли его тело в закрытом гробу”, – это уже проговариваю мысленно. Так не хочется ломать детскую психику деталями о войне, ведь Соня ещё маленькая, зачем ей это всё? Пусть у малышки будет счастливое детство – насколько это возможно.

– Погиб? Но он же живой! Значит, тот дядя – Ткачук Матвей… Мама, он не шутил? – детские глаза округляются максимально, мне уже становится страшно. Я вижу, как в родных глазах дочери рушится целый мир.

Не выдержав напряжения, обнимаю малышку и крепко прижимаю к себе. Говорю ей на ухо:

– Сонь, прости меня, пожалуйста. Прости, что скрывала от тебя эту правду. Я не знала, что когда-то буду вынуждена тебе её рассказать. Я ошибалась, мне жаль, что всё так вышло. Но ты должна знать, что твой родной папа – Матвей и он вернулся, он хочет познакомиться с тобой. А Лев… Лев – тоже твой папа, пусть и не родной, но он тебя воспитывал с пелёнок. Именно он меня встречал из роддома, когда ты родилась. Мы все тебя очень любим и, что бы ни случилось, любить не перестанем. Просто так бывает у взрослых, мы как двоечники в твоей школе – не всегда справляемся с домашним заданием и плохо учимся, а иногда и совсем не учимся… на своих ошибках.