— Свои советы бездарные другим раздавай! — без зазрения совести перебила я Лучинина. — Я твоей помощью сыта по горло!
Илья по новой нахмурился — прикинулся дурачком. С минуту, наверное, непонимающе наблюдал за мной из-под длинных рыжих ресниц. Я надеялась, что ему хватит смелости признать вину, но он молчал. А когда, наконец, решил заговорить, не успел и слова произнести.
— Ася, подожди! — прижимая мобильник к уху, Владимир Геннадьевич в два счета догнал нас и тут же протянул мне свой телефон. — Лёня, — пожав плечами, пояснил он. — Не верит мне – волнуется.
Не успела я пикнуть в трубку, как папа обрушился на меня лавиной бесконечных расспросов: что болит, где, почему не на уроке и отчего сразу не позвонила? Рядом с Ильей мне было неловко вдаваться в подробности, а мои односложные ответы только подогревали беспокойство отца.
— На сегодня хватит, — вынес он, в конце концов, свой вердикт, — Отучилась. Пора домой. Одевайся, я подъеду за тобой через десять минут.
— Но, пап, — простонала я в трубку, по всей вероятности, так жалобно, что Лучинин по новой прилип ко мне своим любопытно-взволнованным взглядом.
Чтобы избавиться от лишних ушей, я развернулась на пятках и отошла в сторону.
— У меня еще три урока. Мне никак нельзя, — что-то пыталась объяснить отцу, достучаться до него, но все было тщетно: в своем стремлении уберечь меня папа был непреклонен.
— Так, дочь, — терпеливо выслушав все мои аргументы, произнес он, — Земля не перестанет вращаться, если остаток дня ты проведешь на самообучении, зато мне так будет спокойнее. Договорились?
Я беззвучно кивнула.
— Десять минут, Ася, — безошибочно угадав мое настроение, напомнил отец и завершил вызов.
— Десять минут, — повторила я шепотом и поспешила обратно, чтобы вернуть телефон его законному владельцу.
— Вот, Илья для тебя оставил, — забрав мобильный, Владимир Геннадьевич протянул мне листок с разноцветными каракулями.
— А он сам где?
— Я отправил его на урок. Да и мне, Асенька, если честно, по делам пора.
— Понимаю, — прикусив губу, все же взяла расписание. Сначала скомкала его и бросила на дно рюкзака. А когда оделась, зачем-то снова достала. Развернула. И опять потерялась, правда, на сей раз в собственных мыслях.
Папа не обманул — уже через несколько минут он ждал меня в своем пикапе возле школы. Видел, как я дулась, а потому не наседал с вопросами. Ехали мы в тишине. Думали каждый о своем. Я смотрела в окно, отец — на дорогу. Папа крепко сжимал руль, я теребила в кармане расписание. То самое — цветное… Написанное неразборчивым угловатым почерком и точь-в-точь совпадающее с официальной версией в холле.
— Черт! — резко ударив по тормозам, выругался отец.
Я же, вцепившись в ремень безопасности, мигом вынырнула из своих размышлений об Илье.
— Что случилось?
— Камень прилетел, — остановившись на обочине, папа указал на лобовое. — Стекло под замену.
— Но трещинка же маленькая, — возразила я, разглядывая паутинку повреждений в верхней части лобового. Как по мне, сущая ерунда! Но отец покачал головой.
— Там, где треснуло, треснет вновь — теперь это лишь вопрос времени. Понимаешь, Ась?
— Кажется,— ответила, по новой нащупав в кармане исписанный Ильей тетрадный лист. — Это как с сердцем, да? Только вместо камней в него попадают люди.
— Точно, — с невыносимой грустью улыбнулся папа. — Ты, главное, береги свое.
— Поздно, — отвернувшись к окну, прошептала я одними губами.
7. Глава 6. Гай
Илья.
— Рыжий, передай своему оболтусу мелкому, что он душнила, — изобразив на лице вселенское уныние, Камышов бросил свою куртку поверх моей и уселся на подоконник.